– Выходит, тебя разыскивают за убийство.
– Но я никого не трогал! Я рассказал правду!
Чистая душа, как он боится этого слова. Недаром общество придумало благозвучные синонимы: ликвидация, казнь, высшая мера и самое «благородное» – заслуженная кара. Но суть остается прежней. Разумное существо, используя свой разум, лишает жизни себе подобного.
Давным-давно я тоже была чистой и непорочной… Пока не наступил день, когда Мир Рухнул.
– Я дружил с Глыней. Он был для меня как брат, – продолжал оправдываться Субботин.
– Обвинение в убийстве многое объясняет. Активность милиции, оперативников в придорожном кафе…
Я осеклась. Я поняла, что высказала совершенно неверное предположение. Мысль, произнесенная вслух, становится рельефной, осязаемой, обретает пространственную форму, что сразу делает ярче ее достоинства и изъяны. Когда обвиняют в убийстве, не уничтожают поспешно труп. И не планируют «шлепнуть и закопать» обвиняемого при первой возможности. Значит, Субботина ищут не как убийцу, а по иной причине. Какой же?
Формально – он не выполнил договор с предпринимателем и сбежал с работы. За это наказывают рублем, увольнением, но отнюдь не смертью. Еще он свидетель убийства, которое почему-то решили скрыть. Неужели для того, чтобы не всплыло более тяжкое преступление? Но какое? Субботин всего лишь охранял старый склад. Правда, там хранятся внутривенные препараты с весьма специфическим эффектом. Прямо говоря, секретные препараты, которые не купишь ни по одному рецепту.
Свободного времени в моей жизни немало, киллеры не трудятся ежедневно от звонка до звонка. Как большинство городских одиночек, я пристрастилась к Интернету, черпая оттуда массу полезных и на первый взгляд ненужных сведений. Электронной почтой и Интернетом меня научил пользоваться Паук, с которым судьба свела в Екатеринбурге, куда я бежала из Валяпинска после ликвидации мэра. Ликвидации! Как видите, я тоже прикрываю красивыми заплатками суть своей профессии.
Паук, а именно так он и представился, несмотря на легкомысленное прозвище, был серьезным мужчиной лет тридцати с незапоминающейся внешностью. «Интернет – это Всемирная паутина, – объяснил он, – и я в ней живу». Он приходил по вечерам в маленькую квартирку, из которой я не могла выйти. Приносил продукты и не разрешал включать свет. Темную комнату освещало лишь мерцание цветного монитора. Компьютеры к тому времени я уже видела, а вот Интернет еще был в диковинку. Интернат и Интернет – такие похожие слова. Раз так, лихая интернатская девчонка должна обязательно освоить премудрости Интернета.
Я склонялась над клавиатурой, Паук сидел сбоку и терпеливо объяснял. За два месяца обучения он так и не открыл своего настоящего имени, а меня без тени улыбки называл Светлым Демоном, к чему я быстро привыкла. Он научил меня методам шифрования сообщений, элементам конспирации и выуживанию информации из Сети. В конце обучения он принес мне паспорт на имя Светланы Никитичны Михалковой и несколько фотографий, где я была запечатлена в компании известного всей стране усатого режиссера.
«Держись уверенно и намекай на родство с известным кланом», – посоветовал Паук. Совет оказался не лишним. Служители правопорядка быстро теряли спесь при виде паспорта бойкой барышни с подоткнутой под обложку фотографией.
В последний вечер Паук вручил мне ключи от автомобиля и моей новой конспиративной квартиры. Автомобиль стоял в соседнем дворе, адрес квартиры он продиктовал. С первого дня общения Паук запрещал мне вести любые записи, заставлял тренировать память. Как и в лесу с Коршуном я оказалась прилежной ученицей.
Я вышла первой и исчезла для всех, включая Паука. Перед расставанием он сказал, что теперь со мной будет общаться другой человек, которому я должна полностью доверять.
Нового человека звали Посредник. Он знал обо мне всё, я о нем – ничего. За долгие семнадцать лет я его ни разу не видела. Общение наше было виртуальным, через Интернет. Но в особых случаях Посредник звонил мне. Правда, я не могу поручиться, что узнаю его голос при встрече. Он всегда пользовался устройством, меняющим тембр.
Через Посредника я получала заказы, информацию о клиентах, необходимую амуницию, оружие и деньги. Порой он присылал мне анекдоты про новых русских, жадных политиков и тупых ментов. Я не сразу догадалась, что таким образом он учил меня улыбаться. В периоды затишья в работе он спрашивал меня о личной жизни, иногда проговаривался о себе. Из общения я поняла, что, как и я, он одинок. И эта электронная болтовня нас странным образом сроднила.
Само собой получилось, что Сеть стала моим учителем, подружкой и окном в большой мир. Собираясь в Валяпинск, я легко нашла координаты одного человека, с которым запланировала пересечься. Этот хмырь был рядом со мной в день, когда Мир Рухнул, но предпочел молчать и ухмыляться. Настало время развязать ему язык. Я хотела знать правду!
Попутно меня заинтересовал нелепый парадокс: областному центру вернули историческое название – Екатеринбург, а область так и осталась Свердловской. Я выяснила, что пламенный революционер Яков Свердлов находился у власти всего год. Здоровье его подвело или завистливые товарищи – осталось тайной. Но несгораемый шкаф после кончины владельца свою тайну открыл. Килограммы золотых монет, более семисот золотых украшений с драгоценными камнями, кредитные билеты, а также чистые и заполненные на разные имена бланки паспортов говорили о сущности владельца кабинета гораздо больше, чем страстные речи на митингах. Девиз чинуши был прост и красноречив. Раз вознесло в высокий кабинет – хапай, пока есть возможность, чтобы не бедствовать без прислуги в Цюрихе или на Капри. Прошло почти сто лет. Менялись гимны, конституции и название страны. Но главная цель у чиновников всех мастей осталась прежней. Поэтому они и сохранили память о славном предшественнике, достойном подражания кабинетных потомков.
Я многое почерпнула из Сети и о спецсредствах. О том, чего там невозможно было найти, меня информировал Посредник. Кое-что я испробовала в своей работе. Но эффективные амфетамины, болеутоляющие наркотики и «сыворотка правды», о которых поведал Субботин, выходили за рамки даже труднодоступной «химии».
Возможно, Хозяин склада хочет сохранить тайну и уничтожить всех свидетелей? Но это излишний риск. Ему проще превратить охранников в конченых наркоманов, которые загнутся сами.
– Что вкололи тебе? – спросила я Субботина, отвлекшись от размышлений.
– Не знаю.
– Сколько времени с тех пор прошло?
– Два дня до смерти Глыни и еще два дня я в бегах.
– И ты не почувствовал никаких изменений?
– Ничего. Сегодня немного знобит. Наверное, простудился, когда в лесу ночевал.
– Лекарства от простуды у меня есть. В машине выпьешь.
Я внимательно рассмотрела воспаленное пятно на сгибе локтя вокруг укола.
– Повышение температуры, болезненная реакция в месте инъекции. Похоже на реакцию от прививки.
– Ну да, нам же говорили, что будут колоть вакцину от гриппа, – кисло улыбнулся Субботин.