Недавно она заходила к нам в гости в обтягивающей кофточке. Уж ее-то бюст с моими «прыщиками» не сравнится. На Ленку всегда мужики пялились. Я укачивала малыша в соседней комнате, а Ленка болтала с Николаем и озорно хихикала. Я знаю, как она выглядит в такие моменты. Щеки румянятся, глаза искрят, губы распахнуты, а частое дыхание вздымает тугую грудь. Когда малыш уснул и я присоединилась к компании, то уловила во взгляде мужа мутную поволоку набухающего желания. И это желание было адресовано не мне, а другой женщине!
Мое появление уняло смех. Ленка передала игрушку для ребенка и торопливо распрощалась. Она провела со мной, лучшей подругой, всего пару минут. Раз в десять меньше, чем с моим мужем! Неужели они договорились схлестнуться? За Ленкой не заржавеет. Для нее жизнь – сплошная борьба. За лучший кусок в столовой, за лучшую оценку, за лучшего мальчика. После интерната она не ограничилась грязной работой на кухне. Поступила на заочное в педагогический, грызет учебники и рыщет красивыми глазищами по встречным мужикам в поисках выгодной партии. Как же я сразу не поняла, что она тайно завидует моему счастью.
– Вижу, что догадалась, – верно истолковав молчание, ухмыльнулась Жаркова. – У Ленки Бариновой грудь на зависть. Не знаю, что Коля тебе наплел, но он сейчас в ее постели кувыркается.
– Нет.
– Можешь проверить. Я не пустозвонка.
– Нет! Нет!
– Разуй свои зенки, курица, да посмотри. Ходок – он и есть ходок. Меня бросил – а тебя и подавно!
– Ты врешь!
– Хочешь убедиться? Поехали!
Ирка Жаркова указала на люльку мотоцикла. Я больше не колебалась. Тяжесть сомнения расплющивала мой встревоженный мозг. Я не смогу с этим жить. Я хочу увидеть всё своими глазами. Или – или!
С кем оставить ребенка? Нет, малыша я никому не доверю. Я возьму его с собой. А коляску посторожит Тамара из соседнего дома. Вон она гуляет со своей годовалой девочкой.
Мотоцикл звонко чихнул и помчался к общежитию медеплавильного комбината. Я сидела в люльке, прижимала укутанного ребенка. Мотоциклист, которого, кажется, звали Гера, иногда смотрел на меня и кривился в улыбке. Сверху о чем-то зло кричала Ирка, но ветер комкал и отбрасывал ее слова.
Около общежития я заметила машину мужа. Пустая кабина, закрытый кузов – никакой мебели. Сердце сжалось от боли и отчаяния. Коля меня обманывает!
До свадьбы я жила в этом общежитии в одной комнате вместе с Леной Бариновой, которую знала и любила с самого детства. Когда я переехала к мужу, Лена попросила меня не выписываться, чтобы в комнату никого не подселили. Она заявила с укором, что у меня теперь всё хорошо, а ей надо устраивать личную жизнь. Я пошла навстречу подруге, тем более что и свекровь косо смотрела на безродную невестку, подозревая в покушении на квадратные метры отдельной квартиры.
Так ли чисты были помыслы Лены? И не устраивает ли она личную жизнь за счет счастья подруги? Сомнения мучили и подстегивали.
Я вбегаю в общежитие. Слезы, которые сдувались во время поездки, теперь соленым потоком застилают глаза. Навстречу, всплеснув руки, поднимается пожилая кастелянша Марь-Андревна. Она добрая, ей можно доверить ребенка. Марь-Андревна пытается остановить меня, но у нее не получается. Я должна знать правду, иначе меня разорвут подозрения.
Я спешу на третий этаж. А вот и наша 314-я комната. Дома у меня есть ключ. Раз осталась прописанной, так и ключ сохранила. А сейчас, если потребуется, я сломаю дверь. Но дверь не заперта. Рука ложится на ручку, дверь открывается…
Сердце сжимается и замирает в хрупком равновесии между надеждой и отчаянием. Мой Коля не может быть здесь! Он любит меня! Но на полу, прямо под ногами, валяется его куртка. Откуда? Почему? Я вспоминаю, как после свадьбы муж не мог сдерживать страсть и раздевался прямо на ходу.
Боль нарастает. Я слышу стоны, которые кромсают меня на кусочки.
В комнате полутьма. Плотные шторы задернуты. Голая Ленка активно скачет на мужике, скрипит расшатанная кровать, сильные руки сжимают ее тяжелую грудь. Я не вижу лица Николая, но именно так он предпочитает поддерживать мое равновесие, когда я сверху. Слезы текут сильнее, я хочу крикнуть, но немею от горя. Меня не замечают. Парочка на кровати переворачивается, и вот уже мужская спина и крепкие ягодицы колышутся меж призывно расставленных женских бедер. Я узнаю эту спину. Широкие плечи любимого трудно перепутать.
Привычный Мир начинает рушиться. Хочется кричать, но не хватает воздуха. Внутри разрастается камень. Он сковывает дыхание, перекрывает слезы, мешает биению сердца и тянет к земле.
Я плетусь вниз и уже не плачу. Могильная плита закрывает меня от остального мира. Марь-Андревна баюкает ребенка, улыбается и о чем-то лопочет. Я негнущимися руками забираю сына. Кастелянша испуганно смотрит на закрывающуюся дверь.
Ирка Жаркова нервно курит у порога, замечает меня и светлеет. У нее праздник. Она видит бледную тень убитой горем соперницы. Ее лицо расплывается, пухлые накрашенные губы улыбаются все шире и шире.
– Я же говорила, говорила, – лопочет она. – Он тебя бросил! Бросил! У тебя больше нет семьи! Нет семьи!
Перевозбужденную Ирку уводит мотоциклист. Без защитных очков его лицо кажется удивленным. Жаркова прыгает за спину своему кавалеру, они уезжают.
Я иду куда глаза глядят, но глаза ничего не видят! В них дрыгающая мужская спина и распахнутые женские колени, в ушах заунывно гудит колокол: «Он тебя бросил! Бросил! У тебя больше нет семьи!..» – а сердце наполняет такая невыносимая боль, что впору выть. Любимый образ трансформируется в подлеца. Все мужики негодяи! Весь мир состоит из мерзавцев и предателей! В моих руках его плод, который вырастет, превратится в мужика и тоже обманет самую близкую девушку.
Красивые ноги плетутся по грязным переулкам. Они никому не нужны. Я вся никому не нужна. И так было всегда. Сначала меня бросила неведомая мать, в интернате игнорировали придирчивые усыновители, воспитатели отчитывали меня за вечный голод в глазах и порванное платье, которое, по их словам, еще носить и носить. А на работе я превратилась в безликую строку в журнале учета моющих средств и разбитых тарелок. Живым человеком я себя ощущала лишь для двоих – лучшей подруги и любимого мужа. Но их любовь оказалась горькой иллюзией, смертельным ядом.
Я никому не нужна в этом мире. У меня больше нет семьи!
Мир Рухнул. Моя жизнь закончилась.
Я обнаружила себя стоящей на обрывистом берегу реки Валяпы. Глубоко внизу шумела холодная вода, скрывающая у берега крупные камни. Я не ведала, как сюда дошла, но уже знала, что буду делать. Мне вспоминалось только плохое, и этого плохого было много. Бесконечно много. Плохое сопровождало меня всю жизнь. Даже в краткие светлые минуты оно таилось за спиной, норовя наброситься при первой возможности. А сегодня плохое заполнило без остатка весь Мир. Я хотела освободиться от плохого и видела только один радикальный способ…
На руках запищал сынишка. Я могла его положить и уйти из жизни одна, но не олицетворяла малыша как отдельного человечка. Он часть моей плоти, часть моей несчастливой жизни. Если он останется сиротой, то непременно повторит мою безрадостную судьбу. Я избавлю его от плохого.
