– Я не убивала ее!
– Девочка, слова преступника мало что значат.
– Преступника?
– Ты, может, забыла, что не первый раз здесь. А народ-то помнит. И большинство считает, что тебя зря выпустили.
– Я хотела спасти Ирину!
– И ты думаешь, тебе кто-нибудь поверит? Вспомни крики зрителей на суде.
Я дернулась, собираясь вскочить, но железный наручник лишь оцарапал кожу на запястье. Я задыхалась от беспомощности и обреченности.
– Что мне будет… за это?
– До суда посидишь в СИЗО. Потом – большой срок или… – Мосягин наклонился и процедил: – Скорее всего, тебя вернут под опеку доброго доктора Клыженко. На этот раз – навсегда. Уж он-то, а особенно его покусанный дружок очень обрадуются любимой гостье.
Червяк и Жаба. Мутный вихрь издевательств овладел сознанием. Организм, избавившийся от психотропных транквилизаторов, физически отторгал мерзкие воспоминания, но они лезли и лезли. У меня перехватило дыхание, перед глазами заплясали цветные пятна и рожи насильников, я не почувствовала, как грохнулась на твердый пол, вывихнув закрепленную руку.
Следующий раз на допрос к Роману Мосягину меня привели через два дня. Двое суток, проведенных в камере, стали для меня сущим адом. Сначала конвойные, якобы по ошибке, втолкнули меня в мужскую камеру. «Ошибку» исправили через пять минут, но с меня уже успели сорвать одежду, кинуть поперек шконки и выстроиться в очередь. Женское общество оказалась немногим лучше. Сокамерницы издевались надо мной, надзиратели смотрели на нарушения сквозь пальцы.
– Я вижу, у тебя синяки, – заметил Мосягин при новой встрече. – Опять голова закружилась и неудачно упала?
– Меня избивают в камере, – пролепетала я разбитыми губами.
– Старайся не падать в обморок, а то видок у тебя… – поморщился Мосягин, не замечая моей жалобы. – Итак, продолжим. Ты что выбираешь: колонию или психушку? Я могу посодействовать.
– Их четверо, они меня бьют.
– Это тюрьма, деточка, а не санаторий. До суда придется терпеть.
– Сколько?
– Месяца три.
– Я не выдержу.
– Но-но. Ты еще молодая, выдержишь. А потом лет десять-двенадцать в колонии и с чистой совестью на свободу. Сколько тебе будет? Слегка за тридцать. Будешь, правда, выглядеть на пятьдесят. Тоже неплохой возраст… Если, конечно, доживешь.
Мосягин встал, прошелся по тесному помещению, переступая с пятки на носок, словно разминал стопу, и неожиданно склонился надо мной. Расставленные пальцы впивались в стол, следователь превратился в грифа, терзающего беспомощную добычу.
– Но можно поступить иначе. Ты можешь выйти на свободу сегодня. Прямо из этой комнаты, не возвращаясь в камеру. По закону.
Я непонимающе уставилась на него.
– У меня есть два протокола осмотра тела утопленницы. В одном фигурирует клочок твоего платья, в другом – нет. От того, какой протокол я подошью к делу, зависит мое заключение. Или Жаркову убили и есть стопроцентная подозреваемая. Или пьяная бабенка сама свалилась с обрыва. Несчастный случай или самоубийство – для тебя уже не важно. Ты не при делах и на свободе. Как тебе такой вариант? – Мосягин говорил, как клевал. Его фразы ободряли и терзали одновременно. – Жаркова, конечно, сука, но не она главная сволочь. Вот кто изначальная причина твоих бед. Вот кто сломал тебе жизнь. – Он швырнул на стол фотографию мэра Марчука. – Если бы не это чудовище, ты была бы счастлива. У тебя была бы семья, ребенок, любимый муж. Ты была бы свободной и красивой. Но ты в тюрьме, тебя могут пихнуть в мужскую камеру, а могут избить и изнасиловать в женской. А он радуется жизни, доволен и богат. Ты имеешь жалкую похлебку, а он имеет весь город и продолжает творить зло!
– Вы хотите его посадить? – догадалась я. – Нужны мои показания?
Мосягин покачал головой.
– Богатых людей посадить непросто, тем более тех, кто при власти. Их проще убить. – Его сузившиеся злые зрачки прожигали мои распахнутые глаза. – И ты это сделаешь… Если хочешь выйти отсюда. Решай! Ты согласна?
36
Следователь отстранился, но его воля продолжала сжимать в тисках сгорбившуюся избитую девушку. Она не знала, что Мосягин специально вытащил ее из психушки и сделал так, чтобы ее столкновение с Жарковой состоялось. Она не знала, что ее завели к мужчинам отнюдь не случайно и что сокамерницам было приказано прессовать ее. Она не знала еще одного самого важного обстоятельства, которое прекрасно знал следователь. Света была уверена лишь в одном. Рухнувший Мир состоит из плохих или очень плохих людей. Каждый живет лучше только за счет других. За ее счет уже достаточно поживились.
Она кивнула.
– Ты сделаешь это?
Она отчаянно затрясла головой.
– Не слышу! Да или нет?
– Да, – выдавила она.
Мосягин не удержался и погладил девушку по светлым свалявшимся волосам. Несмотря на синяки, он видел, как она красива, и заранее знал, что красота не спасет ее. Через неделю-другую униженная и сломленная девчонка выполнит свое дело, и ее не станет. Это диалектика дикого капитализма: слабые должны работать на сильных, глупые на умных. Он умный и сильный. Этим всё сказано.
37
Взор Доктора туманится, губы кривятся в самодовольной улыбке, залысины обильно покрываются потом.
– Эй, ты! Не спать! – Я хлещу его по жирным щекам. На мне куртка капитана МЧС. Мы по-прежнему прячемся в лесу. – Отвечай на вопросы. Ты врач или шарлатан?
– Я ученый, большой ученый, но меня не ценят. Не дают продвинуться. Десять лет держат на должности младшего научного сотрудника. Знаете, какие это мизерные деньги? А я должен быть старшим, ведущим, главным! Они еще пожалеют, что не ценили меня! Да я им устрою такое…
– Как много дерьма-то в тебе скопилось. Давай поспокойнее. Так ты не врач?
– Я биолог, участвовал в разработке лечебных препаратов для людей.
– Что за бункер, в котором ты сидел?
– Это секретная лаборатория.
– Подробнее. Не заставляй меня нервничать.
– В советские годы здесь был небольшой фармзавод. Производили антибиотики. В период бардака и безвластия завод загнулся. Оборудование растащили. Лет пять назад я приезжал в Валяпинск, видел разграбленные цеха. В окнах даже рам не было. И вот развалины решили снести. Будут строить торговый центр с кинотеатром и прочей дребеденью. Во время сноса обнаружили подвал с тяжеленной железной дверью. А там… – Доктор как маятник закачал головой и сделал пространный жест рукой.
– Давай без пауз. Дверь я видела.
– Как я понял, при заводе имелась секретная лаборатория или что-то типа хранилища особо секретных препаратов. До бункера вандалы не добрались. Когда дверь вскрыли, обнаружили много ампул и пригласили меня.
