Я улыбнулась, потом поняла, что стою к ней спиной, и она не увидит мою работу. Я уже собиралась повернуться и улыбнуться еще раз, но замерла с тряпкой в поднятой руке.
– Ох.
– Быстрей, Руби, она скоро придет. Будет нас проверять. Проводить везде пальцем.
В резьбе было нечто вроде выемки, и там что-то копошилось и двигалось. Мои глаза приспособились, выглянули за пределы комнаты, сфокусировались и увидели… существо. Нет, человека. Войлочное пальто, прижавшееся к резьбе. Смятое, завернутое внутрь. Мой взгляд пошел вверх. Серая плоть, голова, склоненная набок. Но не глаза, они смотрели в другую сторону, в стену. Оно снова колыхнулось, словно пыталось поудобнее устроиться в своем заточении.
Горло у меня сжалось от тошноты. Если я это потревожу, оно обернется и просеется сквозь отверстия. Оно вцепится в меня, как любовник. Поедет на мне верхом обратно в наш дом, закатится под мою кровать и поселится там. Я поспешно замахала тряпкой, втирая остатки полироли, стараясь как можно меньше это тревожить.
Барбара за моей спиной бормотала, говорила сама с собой:
– Водить пальцем по всем поверхностям. Шевелить морщинистой жопой, пыль искать. Не жизнь, а песня. Песня.
Видно было, что к ней возвращается боевой дух.
Голос у нее сделался задумчивый:
– Мы их звали пряжей потаскухи. Клубки пыли, которые скапливаются под диваном или под кроватью. Моя мама говорила: «Барбара, я сегодня видела самый большой клубок потаскухиной пряжи за всю жизнь. И, представь себе, у методистов в доме. Так что чистота – не сестра благочестия, как говорят». Старушка вечно выдавала что-то такое…
Я повернулась к ней.
– Все.
Дышала я мелкими испуганными глотками.
Мы повторили процедуру в трех комнатах. В последней, хозяйской спальне, Барбара даже забралась на блестящее покрывало, цвета кремовой орхидеи, чтобы отдохнуть. Она смотрела, как я стираю пыль с красного стеклянного набора на туалетном столике, который утраивал мое отражение в трюмо. Мне оно напоминало семью, которую я сочинила: мама, папа и я, все с одинаковой печатью на лицах. Когда доставлю Барбару домой, нужно будет обыскать дом, решила я. Любая деталь, думала я, вытаскивая волосы миссис Теоболд из заколок, разбросанных по стеклянному подносу, любая деталь может помочь.
– Мы забыли гостиную, выходящую во двор, – ахнула Барбара, приподнявшись на локте.
– Я схожу, ты заканчивай здесь, а потом пошли отсюда, – предложила я.
Она кивнула.
– Вниз по лестнице, первая дверь после чулана. И поглядывай, не появится ли сама-знаешь-кто.
У двери гостиной я поняла, что жужжание стало громче. Я коснулась ее кончиками пальцев, ощутила, как она дрожит, и поняла, что подошла к центру. Из-под двери плыла музыка. Танцевальная – оркестр, играющий для танцующих в обнимку пар. Я медленно приоткрыла дверь. Видное мне пространство было ограниченно с одной стороны дверью, с другой – дверной рамой, из-за чего сцена в комнате походила на длинную узкую картину. Круговое движение, поняла я, создавала пластинка на старомодном граммофоне. В самой сцене была какая-то тяжесть, точно краску положили толстым слоем. Золотые пылинки кружились в воздухе, как крохотные планеты. Высокая женщина с заколотыми кверху волосами стояла у окна и смотрела наружу. То, какой была эта жизнь, мелочи, повторявшиеся изо дня в день, с трепетом прошли сквозь меня. Я даже уловила запах еды, витавший в комнате: картошка, капуста, ревень. Воздух за дверью был коричневатый, цвета прошлого. Мысли женщины беспокойно порхали, как мотыльки. «Любовь, думала она, глядя сквозь стекло, я отказалась от любви, она почти что стала моей, а я ее предала». Она все крутила и крутила в руках нож. В ее уме сложилась и закачалась петля. Я испугалась, что так и буду ее находить, снова и снова, и в следующий раз обстоятельства окажутся подходящими, чтобы она меня разглядела. Она все думала о своей любви, а потом просто решила, что ей пора умереть…
Она слегка повернула голову:
– Джун? – спросила она. – Джун?
Я закрыла дверь.
Наверху Барбара задремала на атласном покрывале. Она казалась бурым пауком в углу кровати. Я потрясла ее за плечо и разбудила, услышав, как внизу открылась дверь.
– Вставай. Я закончила, она вернулась – нам пора.
По дороге к двери я взглянула на стеклянный шар. Внутри него обнаружился Тень, сделавшийся размером с катушку ниток. Он лежал на травянистой равнине и крепко спал. Над ним парили бабочки.
Наверное, ему стало одиноко и страшно на улице, он просочился под дверь и отыскал самое безопасное место. Он казался таким умиротворенным – лежал среди трав, под радужными крыльями. Как в каком-то раю. Я на мгновение задумалась, не оставить ли его там. Но яростно вздувающиеся щеки хозяйки дома переубедили меня. Эта женщина точно привела бы за собой зло, и Тени бы не стало, его бы сожрало бог знает что.
Барбара ждала меня в прихожей. Я постучала по стеклу ногтем.
Миссис Теоболд появилась из глубины дома.
– Что это ты делаешь? Трогаешь мои вещи…
От лица Барбары совсем отлила кровь.
Старуха заплевалась.
– Он мог расколоться пополам. Я знала, что нельзя разрешать пускать детей вроде тебя. Они все трогают! Я принесу ваши деньги, миссис Флад. Подожди нас на крыльце, девочка.
Я вышла на крыльцо и стала смотреть на Барбару, молча ждавшую в прихожей. Казалось, прошла вечность.
– Укради что-нибудь, – одними губами произнесла я в конце концов в сторону Барбары.
И по тому, как она похлопала себя по карману, поняла, что уже.
На середине спуска с холма я оглянулась – за нами вприпрыжку бежал Тень. Я взяла Барбару под руку, чтобы ей легче было идти.
– Не ходи туда больше, – сказала я.
Как я и думала, когда мы шли обратно, рыжая собака была на месте, точно такая же, как раньше, точно там же нюхала землю. Насколько я понимала, делать она это будет до бесконечности.
48
1970
1 декабря 1970
Анна как-то добирается после венчания в их комнату.
Льюису сразу же нужно уходить, она об этом знала. Возможность подвернулась за пару дней до венчания, слишком удачная, чтобы ее упустить, так сказал Льюис. Он извинился, он потом все возместит. У Анны нет сил спорить. Она смотрит, как мимо окна такси скользит Лондон, пока Льюис рассказывает, куда повезет ее на медовый месяц, когда вернется: может, в Брайтон. В Маргейт. А может, в Испанию? Есть такая штука, пакетные туры, он видел: тебя отвозят и все организуют на месте. Она в голос смеется над этой идеей, и Льюис бросает на нее взгляд, заставляющий замолчать. Потом города, о которых он говорит, начинают вспыхивать в мозгу Анны ярко, как лезвия. Ей так хочется в лесную прохладу.
