В дверь осторожно постучали, Станислав сразу понял, что это Наташа.
— Да‑да! Войдите! — он подскочил в кресле и чуть не пролил кофе на тренировочные штаны.
— Можно к тебе, Стас? — Наташа просунула голову и смешно наморщила носик.
Вид у нее был заспанный, глаза припухли и чуть покраснели. А еще Сергеев обратил внимание, что и юбка, и белая блузка были на Наташе мятые. Наверняка спала в машине, пока ехала сюда из Бильви. Сейчас Наташа выглядела почти так же, как в студенческие годы. Веселая, просто немного усталая девчонка. Но вот она отдохнет, выспится и снова будет заражать всех своим задором и энтузиазмом. Хотя, если приглядеться, мелкие морщинки вокруг глаз все‑таки выдавали ее возраст. И фигура немного отяжелела, нет уже былой стройности и гибкости.
Станислав смотрел на женщину с грустью. Правда, с грустью о прошлом. О солнечном, веселом, дружном. Может, это после прошлой ночи? После огня и крови?
— Ты что на меня так уставился? — удивленно спросила Наташа, оглянулась по сторонам и уселась в кресло, в котором Станислав только что сидел с кофе в руках. — А ты тут кофиями баловался, чаями уже не увлекаешься?
Опять она сказала это так же смешно, как в юности: «кофиями». Тогда, когда они дружили в студенческие годы, ему очень нравилась ее манера коверкать слова и произносить их по‑своему. А вот кофе она никогда не любила. Всегда предпочитала чай.
— Наташа, я понимаю, что ты не спала эту ночь. У тебя был напряженный вчерашний день и ночь в машине. У тебя все болит. Но нам надо срочно поговорить. Тебя ведь прислал Родионов?
— Ясновидящий? — устало улыбнулась женщина. — Да, Олег Иванович сказал, что это очень срочно и важно. И связано с твоей работой здесь. Что я тебе могу помочь. Нет, не так. Он сказал, что я должна тебе помочь.
— Да. Это очень важно. Здесь, в Манагуа, есть один человек, который может нам пригодиться. Но для этого он должен стать своим. Стать таким, каким он был в те годы, когда учился в МАДИ. Нужно ему напомнить то время. Мы с тобой разыграем случайную встречу, во время которой узнаем его, напомним о Москве. Он должен поверить, что мы тогда же встречались. Мы должны подружиться с ним.
— Мы? — Наташа странно посмотрела на Станислава, откуда‑то в ее взгляде вдруг появились оттенки неприязни, какого‑то разочарования и даже чисто женской обиды.
— Конечно, мы, — подтвердил Станислав, пытаясь понять, что происходит с Наташей. — Мне с ним придется потом работать, поэтому без меня никак нельзя.
— Ну, спасибо, Стас, — поджала губы Цветкова. — Или мне еще и Родионова пойти поблагодарить за такое доверие? Мы что, будем обманывать человека, который верит советским дипломатам и нашей стране? Будем ему врать? Это вы называете словом «подружиться»? А вы не придумали, чтобы я легла к нему в постель?
Сергеев посмотрел Наташе в глаза, и до него, наконец, дошло, что вообразила себе женщина и в каком свете она представила то, что они должны сделать. Первым желанием было нахмуриться, накричать на Наташу, отчитать ее как следует. Но увидев ее серьезные обиженные глаза, ее поджатые губки, он вдруг вспомнил и другие ситуации во времена их студенческой юности, когда она вот так же поспешно делала выводы, дулась, а потом долго не хотела признавать своей ошибки. И все сводила к тому, что ей плохо объяснили, что ее не смогли убедить. Одним словом, «переводила стрелки» на другого.
Да ничего она не изменилась, понял Станислав. Все такая же девчонка, только постарше возрастом. На серьезной самостоятельной работе, но все такая же. И Сергеев разразился громким хохотом. Он хлопнул себя ладонями по коленям, откинулся на спинку стула. И все‑таки опрокинул чашку и разлил недопитый кофе на столике возле кресла. И когда Наташа надулась еще больше, глядя на его неуместную реакцию, Станислав решил взять себя в руки. Он побежал в ванную комнату, принес оттуда тряпку и стал старательно собирать кофейную жижу со столика, все еще качая головой.
— Не перестаю тебе удивляться, Наташа, — сдерживая смех, заговорил Станислав. — Вот сколько тебя знаю, а все никак не привыкну. Узнает Родионов о том, как ты восприняла его поручение, он ведь кататься по полу от смеха, как я, не будет.
— А ты катался? — хмуро спросила Цветкова.
— В некотором смысле да, — вздохнул Станислав и принялся вытирать руки носовым платком. — Понимаешь, Наташа, ничего общего с тем, что ты подумала, в наших планах нет. Каких детективов ты начиталась, откуда у тебя в голове такие мысли? Ты знаешь, где я был сегодня ночью?
— Где? — серьезно спросила Цветкова, и Станислав понял: она все же повзрослела.
— В ста километрах отсюда отряд контрас спустился с гор и сжег деревню. Много погибших, Наташа, сожженные дома, женщины, дети. Мы с Борецким почти всю ночь там помогали. Там два наших врача работали, мы боялись, что они могли погибнуть, но все обошлось.
— Вот откуда этот запах. А я чувствую, гарью пахнет. Ты пропах весь… даже волосы.
— Наташа, это не единичный случай, это происходит постоянно. А знаешь, почему происходит? Потому что не все граждане этой страны готовы безоговорочно принять ту или иную сторону. А некоторые принципиально не хотят принимать ничьей стороны. Это основная причина того, что происходит в стране. В любой стране. Помнишь, как нам говорили на занятиях, помнишь старую поговорку, что каждый народ достоин того короля, которого имеет. Помнишь, как в Германии поднял голову нацизм? А все потому, что за ним пошел простой народ. Не все, были коммунисты, но их было мало, они выступили против.
— Я понимаю, Стас, — с мольбой в голосе ответила Цветкова. — Но обманывать даже из великих побуждений как‑то… Ложь во благо? Так, кажется, это называется?
— Я тебя понимаю, Наташа, — тихо ответил Сергеев. — Подло обманывать друга, но человека, который сидит и ждет, кто победит в стране, чтобы начать возносить ему хвалы, надо подталкивать к решению и действиям любым способом. Это инъекция социальной активности, если хочешь. И потом, наш меленький невинный обман спасет очень много жизней. Мы ведь должны прекратить здесь войну, остановить, схватить за руку американские спецслужбы.
— Может, нам и не придется обманывать этого человека? — с надеждой спросила Наташа. — Может быть, он не такой уж и пассивный?
Без пятнадцати одиннадцать утра Сергеев вышел из такси возле парка Лагуна де Тускапа, надел темные солнцезащитные очки и почувствовал себя уверенно. Уверенно, но глупо — такую формулу он вывел для себя самого несколько лет назад. Есть вещи, вполне убедительные и очевидные для кого‑то другого, для окружающих, но которые смущают тебя и мешают лично тебе в силу твоих собственных привычек или представлений. Темные очки — вещь вполне обычная и никого не удивляет в южной стране в солнечный день. Только вот Станислав Сергеев не любил прятать глаза, это мешало ему смотреть в глаза других людей, а в них он читал больше, чем в любом досье.
«Итак, — размышлял Сергеев, неторопливо идя по улице в сторону отеля. — Меня эта журналистка интересует как источник информации. Она американка, она может знать об участии администрации своего президента или спецслужб в поддержке контрас. Она работает здесь — это уже говорит о том, что ей это интересно. Заставить журналиста работать в неинтересной ему точке мира невозможно. Не таков этот народ, они без энтузиазма работать не могут». А энтузиазм Сергеев прошлой ночью в глазах американки видел.
