— Как в шпионском фильме, — усмехнулся Уголино.
— В шпионских фильмах, Хесус, — вздохнул укоризненно Сергеев, — речь идет о шпионаже граждан одной страны в пользу другой. Быть осторожным я тебя прошу не потому, что я занят чем‑то предосудительным или незаконным, и не потому, что склоняю тебя к подобным вещам. Осторожность нужна потому, что контрас тоже имеют разведку в вашем правительстве и могут узнать о нашей с тобой договоренности. Нас могут убить. И учти, что ты рискуешь жизнью ради своей страны, как патриот, а мы вот с Наташей рискуем жизнями… не ради своей, а тоже ради твоей страны.
— Да, конечно, — улыбнулся Уголино. — Прости, я неудачно пошутил. Я буду помогать тебе. Нет! Не тебе, мы вместе с вами, Станислав, будем бороться за свою страну!
Сергеев поднялся из‑за стола, и никарагуанец заключил его в настоящие горячие абрасо[
Абрасо — крепкие дружеские объятия среди никарагуанцев, объятия близких друзей. Так же называется приписка в конце письма — «обнимаю».
].
Сегодня голос американской журналистки был немного теплее и любезнее, чем в прошлый раз.
— Сергеев, скажите, как вас зовут? — спросила она, когда он позвонил через портье в номер.
— Станислав.
— Красивое имя. Звучит очень величественно и без агрессии. Хорошо, если вы не против, то в четыре часа я жду вас в кафе отеля, как договаривались.
Интересно, подумал Сергеев, кладя телефонную трубку, она узнавала в полиции об этом типе, который зачем‑то пришел в отель с оружием? Ладно, у меня будет время расспросить об этом детектива Карлоса. Или через него узнать фамилию инспектора полиции, который занимается этим делом. Но журналистка, судя по голосу, спокойна. Значит, он приходил не по ее душу. Грабитель?
Потом, занимаясь сводками по стране, он забыл об этом вопросе. И только в три часа, когда, вызвав такси, он вышел из здания посольства и пошел неторопливо по дорожке к воротам, мысль о человеке с пистолетом снова напомнила о себе.
Выйдя из машины возле отеля, Сергеев бросил взгляд вдоль пустынной в этот час улицы и вошел через стеклянные двери в отель. Кафе призывно манило распахнутыми дверями, вкусным запахом, мельхиором посуды, белой и позолоченной лепниной на стенах и потолке и обилием орнаментов в стиле рококо.
Зал кафе был почти пустым. Посетители сидели лишь за тремя столиками. Сергеев посмотрел на наручные часы: без пяти минут четыре. Дама опаздывает, и это признак хорошего тона. Дама, которая приходит на встречу или свидание точно в назначенное время или даже раньше, поступает просто неприлично. Это почти светский обычай.
Сергеев прошел к столику у окна, чтобы видеть вход в отель и одновременно лестницу, ведущую на второй этаж. Рядом мгновенно появилась невысокая, коренастая мулатка.
— Что сеньор желает заказать?
— Сеньор ждет даму, — улыбнулся Сергеев одними уголками губ, как и положено джентльмену. — Принесите два меню. Я сделаю заказ позже.
Официантка удалилась. Сергеев посмотрел на лестницу и мысленно поворчал на дурацкие обычаи, которым нужно было следовать. Заказать кофе очень хотелось, но сидеть с чашкой, когда вот‑вот придет дама, неприлично. Нужно, чтобы кофе ждал и ее. Или не пить ничего сейчас, чтобы заказать напитки, когда придет она. На стол перед Сергеевым легли две книжечки меню.
М‑да, подумал он, кафе третьеразрядное. В приличном заведении одно меню положили бы перед ним, второе на столе перед стулом напротив, где сядет дама. Колхоз, хмыкнул про себя дипломат и снова посмотрел на часы.
Необходимости в этом не было, потому что он чувствовал время и без часов. Прошло не более пяти минут. Потом еще десять, и еще десять, но американки все не было. Когда истекли тридцать минут, Сергеев понял, что волнуется. Интуиция подсказывала ему, что дело не в традициях. Он поднялся и прошел через двери кафе к стойке портье.
— Соедините меня с номером мисс Батлер.
— Одну минуту, сеньор, — девушка за стойкой подняла трубку внутреннего телефона и пощелкала клавишами. Через несколько секунд она пожала плечами. — В номере не поднимают трубку. Видимо, мисс Батлер спускается суда.
— Черт! — Сергеев бросился к лестнице и, перепрыгивая через две ступеньки, побежал на третий этаж.
Уже от самой лестницы он увидел, что дверь в номер журналистки закрыта не плотно. Замедлив шаг и восстанавливая дыхание, он подошел к двери и прислушался. В номере было тихо. Достав из кармана носовой платок, Сергеев обернул им руку и плавно толкнул дверь.
В номере был откровенный беспорядок, это бросалось в глаза уже от входной двери. Сергеев посмотрел на пол. Следов нет, но это ничего не значит, следы можно рассмотреть в увеличительное стекло, при определенных навыках и оснащении можно даже собрать пыль, оставленную чужими подошвами.
Двигаясь вдоль стены, Сергеев прошел дальше. Как он и ожидал, в номере все перевернуто вверх дном, выпотрошен чемодан и дорожная сумка журналистки.
«Так, спокойно, — мысленно сказал себе Станислав, выбираясь из номера все так же, вдоль стенки и стараясь не наступать на середину комнаты. — Это еще ничего не значит, она могла просто очень торопиться. Например, съездить куда‑то по делу, чтобы успеть вернуться на встречу со мной. Черт, женщины так не торопятся, они торопятся аккуратно и не выворачивают при этом чемоданы наизнанку. Но она же американка! Нет, для американок характерно что угодно, вплоть до нежелания быть красивой и следить за ногтями, только не пренебрежительное обращение с вещами».
Портье смотрела на Сергеева вопрошающе‑равнодушно. Как и на всех клиентов отеля. Особенно беспокойных.
— Где Карлос Задоро? — спросил Сергеев.
— Простите, сеньор, но он, кажется, отъехал куда‑то по делам. Оставьте свой телефон, он вам перезвонит, как только вернется. Я обязательно передам детективу, что вы его искали.
Сергеев открыл было рот, чтобы ответить, но в этот момент увидел выходящим из кафе на улицу американского кинооператора, работавшего с Батлер. Того самого, с которым она была ночью в сожженной деревне Миррута.
Он не успел нагнать американца, тот остановил такси, сел, и машина тут же тронулась. Ругнувшись, Сергеев поднял руку, стараясь не выпускать из поля зрения предыдущее такси, которое он намеревался догнать.
Рядом остановилась легковушка, Сергеев открыл дверь и тут же получил сзади удар по голове. Жаркий никарагуанский день с тошнотворной болью поплыл куда‑то в сторону, и Станислав провалился во тьму.
Вернуться сознание заставила боль. Она пульсировала в районе затылка, отдаваясь остро и нестерпимо в левую руку. Сергеев осознал, что неудобно лежит, что его рука вывернута за спину и ее кто‑то с силой стискивает. Он осознал, что жив и что его куда‑то везут в чужой машине. Похоже, на заднем сиденье.
А потом появились голоса. Они были невнятными и гулко отдавались в голове. Стараясь не морщиться и не выдавать того, что он пришел в себя, Сергеев стал прислушиваться. Говорили по‑испански и без акцента.
