— Я помню, — кивнул Хейз. — А еще у него в плену находится американская журналистка. И у моего русского друга есть чем поторговаться с Сертано. Он может спасти женщину.
Хейз четко держался в рамках, о которых они с Сергеевым договорились заранее. Излагать все армейскому майору не стоило. И не потому, что могла произойти утечка информации или все, что они могли рассказать ему, было в высшей степени секретным. Как раз нет. Сергеев действовал официально и с этой своей позиции обращался к местным властям за помощью. Майор просто мог не понять до конца политических игр, которые велись вокруг сегодняшней ситуации. Излишние подробности запросто могли навредить делу. Поэтому легенда была максимально краткой, но убедительной.
После того, как майор понял, что его знакомый журналист и его русский друг рискуют самостоятельно и не заставляют рисковать его самого, он успокоился и начал думать конструктивно.
— Ну, хорошо, друзья. А если Сертано не пойдет на эти переговоры? Если вас просто застрелят в лесу и даже не доведут до него?
— Риск есть, но я думаю, что нам все же удастся встретиться с генералом. Самое главное — узнать, где его искать, найти людей, которые могли бы меня к нему проводить.
— Так вы вообще хотите идти в одиночку? — удивился майор еще больше. — Я не знаю, как Сертано относится к русским. К американцам, наверное, лояльно, они ведь помогают ему деньгами и оружием.
Произнеся эту фразу, Гарсия с усмешкой посмотрел в глаза журналисту. Хейз отнесся к этой колкости спокойно. Или у них не первый разговор на эту тему, подумал Сергеев, или Хейз частенько слышит в адрес своей страны подобные упреки. Промолчит? Журналист не промолчал.
— Вашим контрас помогают не американцы, Луис, — спокойно и немного устало возразил Хейз. — Вы часто пытаетесь ассоциировать любого американца с политикой действующего президента. А ведь некоторые силы в США действуют в обход и президента, и сенатских комиссий. Бардак, скажете вы? Нет, просто в любом законе любой страны, в любом государственном устройстве всегда имеются лазейки, которые некоторые политики и чиновники умудряются использовать с выгодой для себя или для своей партии.
— Я понял, Гарри, ты не одобряешь помощь контрас, — махнул рукой майор.
— Я от тебя этого и не скрывал никогда. Попадись мне в руки свидетельства, которые я смог бы обнародовать, я бы, ни минуты не колеблясь, сделал это. И не я один.
— Ладно, — Гарсиа встал из кресла и посмотрел в окно на пыльную улицу. — Мне пришла в голову одна мысль. У нас в подвале сидят несколько крестьян, которые сражались в рядах контрас. У них там много бывших крестьян, кто разочаровался в последней сельскохозяйственной реформе правительства. Так вот один, как мне кажется, из местных отрядов. Он вполне может знать, где находится Сертано.
— А разве вы их не отправляете в вышестоящий штаб? — удивился Сергеев. — Они же бывшие бандиты, ими должно заниматься следствие.
— Да какие они бандиты! — усмехнулся Гарсия. — Тут и боевых действий‑то толком не происходит. Так, стычки с группами мародеров. Сертано давно перестал вести активные боевые действия. Только имитирует их. Правда, не все это еще поняли. А что касается крестьян, то мы их просто отпускаем. Проверяем, конечно, не замешаны ли в каких‑то зверствах против местного населения, а потом отпускаем.
Майор открыл окно и приказал кому‑то внизу привести пленного. Через пять минут. А пока майор угощал гостей настоящими никарагуанскими сигарами. За это время Сергеев узнал, что такое настоящие Moduro, что кубинские сигары делаются всегда только из кубинского табака, а в Никарагуа и Гондурасе часто используют разные листы для внутренней части сигары и покровного листа. Поэтому никарагуанские сигары более душистые и разнообразные по вкусу и аромату.
В комнату вошел худощавый парень в зеленой солдатской куртке и рваных на коленях армейских бриджах. Длинные темные вьющиеся волосы спутались, пряди прилипли к потному лбу, из‑под них смотрели настороженные карие глаза. И что больше всего поразило Сергеева: в этих глазах не было страха. Была усталость, обреченность, но не страх.
— Вот, — кивнул майор на пленника, — поговорите с ним сами. Если удастся договориться, он ваш.
— Как тебя зовут? — спросил Сергеев, разглядывая парня.
— Алехандро, — неожиданно высоким голосом ответил пленник. — Алехандро Гомаро. Я из деревни Серена, с побережья.
— Как долго ты воевал?
— Я не воевал, — покачал парень головой. — Я и в бою почти не был. Я механик, меня взяли к себе те, — он кивнул головой на горы за окном, — потому что я в машинах разбираюсь. Ремонтировать могу.
— Значит, ты пошел в ряды контрас не по убеждениям, не потому, что ты противник существующей власти в стране?
— Не знаю, — парень пожал плечами. — Власть многие ругают. И крестьяне, и военные. Я не разбираюсь в этом. Мне хорошо платили, я чинил машины, трактора, даже танк починил один раз.
Хейз повернулся к Сергееву и, чтобы пленник не понял его, заговорил по‑английски:
— Мне кажется, в стране, где все друг друга убивают, бесполезно обращаться к совести человека или воздействовать на его мораль. Тут другие принципы. Видите, он про власть ничего толком не знает, но служил в контрас, потому что там хорошо платили. Ничего идейного, простое желание подзаработать.
— Алехандро, — Сергеев снова заговорил с пленником, — ты служил тем, кто борется с законной властью в стране. Это плохо, за это тебя могут наказать. Если бы ты был замешан в преступлениях против мирного населения, тебя бы просто расстреляли. Но ты помогал тем, кто жег деревни и убивал мирных жителей только за то, что они признавали законное правительство Никарагуа.
— Вы иностранец? — неожиданно спросил пленник.
— Да, из Советского Союза.
— Знаю, читал, — кивнул пленник. — А почему вы судите нас? Вы разве понимаете что‑то в нашей жизни?
— Я вас не сужу, — отрицательно покачал головой Сергеев. — Не имею на это права. Но в стране должен быть закон, и по закону нужно бороться за власть, а не жечь и убивать. Это мои личные убеждения. Я просто рассказываю тебе, каково твое положение.
— А зачем вы к нам приехали? — упрямо спросил Алехандро.
— Я приехал помочь быстрее закончить войну в твоей стране. А еще посмотреть, как вы живете, и передать это своему правительству. И оно будет оказывать твоему народу помощь. Не военную, не оружием, а продуктами питания, медикаментами, пришлет врачей, инженеров, чтобы помочь вам наладить жизнь, когда кончится война.
— Не понимаю, зачем вашей стране за океаном помогать моей маленькой стране?
— Затем, что мы не хотим, чтобы в мире лилась кровь детей, женщин и стариков. А с вашей страной мы хотим торговать и дружить. И для этого здесь должен быть мир.
— Вы чего‑то от меня хотите, — снова поразил Сергеева пленник своей догадливостью.
