Была сильная тряска, очень болела голова. Потом стало прохладно и влажно. Это было приятно. Правда, он чуть не захлебнулся от большого количества воды и долго кашлял, лежа вниз лицом. Потом наступил покой. Где‑то на грани подсознания у Сергеева проплыла мысль, что он, наверное, умер. Хотя это было бы обидно и немного не вовремя. Родионов очень расстроится. Как он сказал? Как он будет отчитываться за свое легкомыслие? Вот, еще одного человека подвел. Ах, как неправильно все. Надо выка… рабкиваться. Никого подводить нельзя. Вот только отдохну немного и начну выка… рабкиваться. Какое трудное слово. Не сразу и выговоришь.
Сергеев пришел в себя от того, что в глаза ему било солнце. Голова горела, горела грудь, лицо. Во рту было сухо, как в пустыне Сахара. А еще вокруг него воняло. Кажется, рвотными массами. И сразу все вспомнилось. Особенно то, как его самого вчера вырвало, как он надышался гарью, как его пнули в живот ботинком.
Он открыл глаза и увидел клочок неба, ветви палисандра и какие‑то палки. Оказалось, что это просто разрушенная крыша какой‑то хижины. А он лежит внутри нее на полу. Руки и ноги у него не связаны, но сильно болит колено, спина и голова. А раз болит, значит, он еще жив. И, кажется, даже вполне здоров. Сергеев поднял голову и осмотрелся.
Хижина больше похожа на временное жилище, даже пол в ней — каменный, покрытый вонючими старыми шерстяными коврами. Не хватало еще всяких насекомых на себя собрать, подумал Станислав, поднимаясь на ноги. Все болело, но ноги и руки вполне слушались. Болела голова, а перед глазами снова всплыла картинка, как двое солдат тащат за ноги тело Алехандро. Плохо! И парня жалко, и проводника у меня теперь нет. И документов тоже. Сергеев похлопал себя по карманам. Исчезло все. И удостоверение личности, и справка, выписанная в посольстве.
Мысль была правильная. Тащить с собой в горы оригинал дипломатического паспорта не стоило. Он мог бы пострадать от огня и воды. Потом была бы масса проблем с выездом. Родионов предложил изготовить удостоверение личности и справку из посольства о том, кем является ее предъявитель. Документы смешные, но они должны заставить задуматься любого, в чьи руки попал бы Сергеев. А в чьи руки он попал? Задумались ли те, кто забрал его документы?
Обойдя пустую хижину с остатками изломанной мебели, Сергеев нашел, наконец, в деревянных стенах щели, в которые можно было хоть что‑то увидеть. Небольшая поляна в джунглях. Справа поднимается горный склон, слева — накатанная грунтовая дорога. С третьей стороны — небольшой склон, покрытый кустарником. Что ниже по склону — не видно, но кажется, там шоссе. И людей почти нет в этом лагере или поселке.
Теоретически удрать отсюда легко, только надо очень тихо и осторожно выбраться из этого ветхого строения. Вопрос: зачем? Он ведь специально ехал, чтобы найти контрас, найти генерала Сертано. И вот… нашел! Теперь надо двигаться дальше по намеченному пути. Важнее другое. Ждать, когда за ним придут, или барабанить и требовать к себе командира? Черт, не шлепнули бы по житейской наивности и политической недоразвитости прямо у этой стены. А вот и голоса! Кто‑то, громко разговаривая, шел к хижине. Судя по голосам, двое. Ну, держись, Сергеев!
У дверей хижины, как понял Станислав из разговоров, был часовой. Те двое, что подошли к нему, отчитали солдата за то, что тот сидел и дремал на посту. Хижина зашаталась, когда отодвигали со скрежетом железный засов. Дверь открылась, впуская в прохладу хижины жар высоко поднявшегося над джунглями солнца.
Двое солдат, показавшиеся в дверном проеме, были одеты в зеленые бриджи, заправленные в высокие ботинки, на теле — черные майки. Свободная одежда, даже для бандитов, подумал Сергеев, или у них тут так принято?
— Выходи! — приказал высокий солдат с кобурой на ремне.
Его напарник с автоматом на плече посторонился и брезгливо осмотрел пленника с ног до головы. Руки связывать не стали. Первый солдат пошел впереди, Сергеев двинулся за ним, чувствуя взгляды второго на своей спине. Теперь он разглядел поселок, в котором располагалась эта группа боевиков. Несколько хижин возле леса, ближе к дороге — дома покрепче, несколько — каменных, сложенных грубо, но основательно. На крыше одного из домов красовалась антенна коротковолнового передатчика. К этому дому и свернули охранники, подталкивая Сергеева в спину.
— Кто ты такой? — сразу спросил крупный седовласый никарагуанец в темных очках, который сидел за столом в комнате, в которую ввели Сергеева.
— Я советский дипломат, — спокойно ответил Станислав, посматривая на стул, на который ему не предложили сесть. — Ваши люди расстреляли мою машину и убили Алехандро Гомаро, который ехал со мной.
— Это ложь! — уверенно заявил седой. — Что делать в нашей глуши дипломату, да еще советскому?
— У вас мои документы, можете с ними ознакомиться, — пожал плечами Сергеев. — А вот кто вы такие? И почему вы сначала стреляете, а потом спрашиваете?
— Здесь я задаю вопросы! — повысил голос никарагуанец.
— А я уже ответил на ваши вопросы. Теперь вы ответьте на мои.
Удар приклада под колени был болезненным и неожиданным. Сергеев не удержался на ногах и упал на четвереньки, закономерно ожидая нового удара, теперь уже носком ботинка по ребрам. Можно было упасть на бок и защититься руками, но кувыркаться перед этими типами как‑то не хотелось. Удара все же не последовало, и Сергеев набрался наглости и самовольно поднялся на ноги. Он даже демонстративно отряхнул колени, которые и без того были жутко грязными.
— Вам это доставляет удовольствие? — осведомился Станислав, мельком оглянувшись на солдата, который его ударил. — Если это допрос — спрашивайте. Какой смысл меня избивать?
— Вывести его к дороге и расстрелять, — холодно приказал седовласый. — А труп повесить за ноги, чтобы всем было видно, что тут делают со шпионами.
— Неумно, — покачал головой Сергеев, когда его схватили за воротник куртки и потащили из комнаты.
Он был горд тем, что смог произнести эту короткую фразу спокойно, даже равнодушно. Хотя, когда он услышал такой приказ, внутри, в области желудка, все сжалось в тугой комок, а по спине пробежала противная волна липкого холода. Разговоры кончились, теперь надо думать, как спасаться. Меня, кажется, всерьез не принимают? Значит, надо попытаться удрать. А что потом? Вернуться в Манагуа? Нет, такую идею — коту под хвост!
А если напасть на этих двоих, разоружить их, вернуться к этому типу в очках, снова начать разговор и потребовать отвезти меня к Сертано? А если он только рассвирепеет и снова прикажет меня расстрелять? Тогда второй номер с нападением на свой конвой и освобождением путем применения силы больше не пройдет. Тогда смерть. Пропади вы все пропадом!
— Стойте! — послышался голос седовласого, когда Сергеева довели до конца коридора. — Верните его назад!
Такой поворот дела не укладывался в голове Сергеева. Однако он мог сейчас только подчиниться. Когда его толкнули стволом автомата, он двинулся назад. Седовласый ухмылялся, стоя в дверном проеме и оценивающе глядя на русского.
