О чём они говорили? Так, обо всём. Но получилось, что больше говорил Алексей, а Ольга в основном молчала. Что-то не располагало её к откровенности. Балезин узнал о ней совсем немного: что она коренная москвичка, единственная в семье, что отец её стоит, как она выразилась, на страже правосудия, а мама сильно болеет. Ещё он узнал, что работать в госпиталь она пошла вместе с подругой Таней добровольно, прервав учёбу в университете. Они прошли трёхмесячное обучение, выдержали экзамен и наряду с другими получили красный крест и аттестат на звание сестёр милосердия.
Когда они подошли к её дому в том самом Старославянском переулке и настало время прощаться, Ольга посмотрела в глаза Алексею. В свете лучей заходящего солнца он хорошо запомнил её лицо.
— Скажите, Алёша, — робко спросила она, — а на войне страшно?
Ну что он мог ответить? Сказать «да», так она и без него догадывается, что страшно, глядя на израненных, часто умирающих воинов из их госпиталя. Сказать «нет» — глупо, ведь не боятся только дураки. Ответ возник сам собой, и он не мог быть другим:
— Страшно, Оля. Но если кто-то ждёт тебя дома, то не очень.
Через день его должны были выписать. В мыслях у него было только одно: предстоящая прощальная встреча с Ольгой. Он хорошо всё продумал, взвесил. Он скажет ей всё, в том числе самое сокровенное. Если она будет его ждать, немецкие снаряды и австрийские пули ему не страшны.
День выдался не по-осеннему тёплым. А вот и она, стройная, худенькая, в крепдешиновом удлинённом платье малинового цвета, вязаной кофточке, шляпке… Бравый поручик Алексей Балезин робко шагнул навстречу той, что была ему дороже всех на свете…
Её спутника он заметил не сразу. И это неудивительно: его взор был направлен только на Ольгу.
— Знакомьтесь, — голос Ольги прозвучал как-то неуверенно. — Алексей Дмитриевич, — кивнула она на Балезина, а потом на того, кто её сопровождал, — Павел Петрович… мы помолвлены…
Тот, кого звали Павлом Петровичем, был человек лет сорока, среднего роста, полный, но при этом весьма приятной внешности. Взгляд его выражал спокойствие. За оградой госпиталя виднелся автомобиль, очевидно, он на нём приехал за Ольгой.
— Алёша, я хочу, чтобы вы вернулись живым, — помахала ему Ольга на прощанье.
Застывшим взглядом смотрел он вслед удаляющемуся автомобилю…
Алексей остановился. Находясь в плену воспоминаний, он, похоже, сбился с пути. Это неудивительно, он не думал о скорой встрече с бандитами — рисковать он привык, и в окопах, и в немецком тылу, где оставался для работы нелегалом. Более того, считал, что больше всех рискует тот, кто не рискует. Он думал только о предстоящей встрече с Ольгой. А может, встречи и не будет? Может, она с мужем и детьми уже уехала за границу?
Он достал листок бумаги, на котором Ершов набросал ему схему пути до Старославянского переулка. Поднял глаза на номер и название улицы, куда забрёл. Так и есть, ушёл немного не туда.
Изредка ходили трамваи, попадались извозчики. Но Алексей Балезин решил твёрдо: до Старославянского, 15 он дойдёт пешком.
* * *
Высокая массивная дверь, звонок-колокольчик… шаги за дверью. Вот щёлкнул замок, дверь открылась. На пороге стоял представительный мужчина лет пятидесяти. Алексей поздоровался и представился.
— Жду вас, жду, проходите, — Сергей Генрихович сделал шаг в сторону, пропуская гостя.
Их квартира чем-то напоминала Алексею квартиру тёти в Петербурге: просторные комнаты, высокие потолки, длинный коридор-прихожая. Да и двор был похож: тоже железная ограда, лавочки в тени деревьев. Вот только чистота оставляла желать лучшего: видимо, дворники не мели или мели нерегулярно.
Сергей Генрихович провёл Алексея в кабинет, гостеприимно усадил в кресло, но прежде чем ввести в курс дела, попросил рассказать о себе. Балезин подробно остановился на всех этапах своей биографии, лишь о работе нелегалом упомянул вскользь. Но именно это Отмана и интересовало. Пришлось кое-что уточнить. Временами они переходили на немецкий и французский, и от этого их беседа только выигрывала.
Затем настал черёд показа фотографий и комментариев к ним, относительно Кошелькова и ближайших членов его банды. Прозвища, места отсидки, совершённые преступления, особые приметы и пристрастия налётчиков — с первого раза всё это было нелегко запомнить.
Прощаясь, Сергей Генрихович протянул небольшую книжицу.
— Что это? — спросил Алексей.
— Это своего рода самоучитель их жаргона, так называемой фени. Это вы должны знать. Я сам когда-то начинал с изучения этого, — пояснил Отман и усмехнулся. — А по-немецки и по-французски говорит только сам Кошельков, и то не всегда.
На следующий день они продолжили работу.
— Алексей Дмитриевич, — начал Отман, — я представил руководству свой план операции, и его утвердили. По легенде вы будете французским коммерсантом, коллекционером живописи. Вас должна интересовать любая западноевропейская живопись, и вы готовы за неё платить.
— Чем?
— Долларами. По нашим сведениям, Кошелькову нужны в первую очередь доллары.
— И доллары будут?
— За это не беспокойтесь.
— Гмм…
— Вас что-то смущает?
— Я плохой знаток живописи.
— Это поправимо. Сразу же от меня вы поедете к человеку, который вас просветит. Если дело дойдёт до встречи с Кошельковым и до продажи картин, он будет вашим сопровождающим и одновременно оценщиком. Вдвоём надёжнее. Зовут его Архангельский Борис Михайлович. Это наш человек. Что-то ещё?
Алексей был поражён проницательностью собеседника. Стоило на миг задуматься, как Отман безошибочно это улавливал.
— Да. Есть у меня некоторые сомнения. А вдруг на встречу Кошельков придёт не сам, а пошлёт кого-нибудь из ближайших дружков?
— Не думаю, — Сергей Генрихович покачал головой. — Мы арестовали его любовницу. Она проходит по делу, по которому ей светит расстрел. Поэтому не в её интересах врать. Так вот, она поклялась, что о желании Кошелькова уйти за кордон знают только двое: он и она. Больше он никому не доверяет. Так что, Алексей Дмитриевич, за долларами главный бандит Москвы пожалует сам.
— Логично… Но есть ещё вопрос: а зачем Кошелькову со мной встречаться? Может, проще установить за мной слежку и ограбить где-нибудь по дороге?
— А откуда он узнает, что деньги при вас? Вдруг вы перестраховались и оставили их в номере?
— Где-где?
— В номере гостиницы. Будете эти дни жить в «Метрополе», вы же гражданин Франции. Кстати, один из портье связан с блатными. Он должен обязательно известить своих о вашем приезде.
