Наступила тишина. Прошла минута, две… Работая в контрразведке у Батюшина, Алексей научился интуитивно чувствовать ситуацию, когда у него кто-то за спиной. Нет, не толстяк Вербицкий, он исчез в другом направлении. Тут за спиной кто-то ещё. И он не ошибся. — Интересуетесь картинами?
Балезин вздрогнул, резко повернулся и отпрянул назад. В создавшейся ситуации это было правильно: так поступил бы настоящий коммерсант-француз, а не бывший контрразведчик с железными нервами. Тем более что из-за спины говорили по-французски.
В это время вернувшийся в помещение Вербицкий включил свет. Это лицо Алексей хорошо запомнил из фотографий в картотеке Отмана. Перед ним стоял сам Яков Кошельков!
— Простите, с кем имею честь? — так же по-французски вопросом на вопрос ответил Алексей.
Кошельков был на взводе. То, что его обложили со всех сторон, — это ещё полбеды, к такому он привык. А вот исчезновение его любовницы Анны Савельевой приводило его в ярость. А вдруг она в уголовке или, того хуже, в ЧК? Он зверел, стрелял направо и налево, но желание уйти за кордон, имея в кармане валюту, было очень велико. Поэтому перед Балезиным-Дювалем он предстал с виду спокойным.
— Кульков Яков Петрович, — представился Янька. — До семнадцатого года коммерсант.
— Дюваль… Серж. Тоже коммерсант, но после семнадцатого.
— И что явилось этому причиной?
— Под Верденом хлебнул газу. Списали.
По-французски Кошельков говорил неплохо. Балезин же говорил свободно, хотя и с некоторым акцентом. Впрочем, кто мог сейчас оценить французский выговор в этой пропахшей воском лавке?
Присели. Кошельков развалился в кресле и не спускал глаз с Алексея. За спиной бандита стоял Вербицкий. Выражение лица его из слащавого превратилось в настороженно-серьёзное. Возникла пауза. Балезин оценивал ситуацию. Группе, в которую он вошёл, поставлена задача ликвидировать бандита Кошелькова. Это значит, что он может выхватить из внутреннего кармана френча миниатюрный браунинг и без зазрения совести всадить несколько пуль в того, кого боится вся Москва. Вот только успеет ли? Кошельков не такой простак, чтобы прийти одному. Наверняка его подельник, а может быть и два, держат под прицелом его, Алексея, спину. Нет, такой вариант развития событий отменяется.
— Деньги при вас? — вдруг по-русски спросил Кошельков.
— Ну что вы, по нынешней Москве ходить с долларами и франками опасно, — так же по-русски ответил Балезин, естественно с некоторым акцентом.
— Вы думаете, нынешняя Москва знает, что такое доллары? — усмехнулся Кошельков и вдруг загадочно прищурился. — Так вы русский или француз?
— У меня мать русская, отец француз. Я гражданин Франции, но часто бывал в России.
— Живёте в Париже?
— В Лионе. Собираю экспонаты для одного частного музея.
— И только западноевропейскую живопись?
— Такие мне поставлены условия.
— В Москве давно?
Балезин, не ответив, поднялся.
— Послушайте, господин Кульков. Не кажется ли вам, что наша деловая встреча превращается в допрос? — резко выговорил он, снова перейдя на французский. — Может, вам ещё доложить, на какой улице я живу, в каком полку служил, кто моя любовница… Если хотите, вот мой паспорт.
Отман, разрабатывая легенду для Балезина, предусмотрел и ситуацию с гражданством. Паспорт на имя Сержа Дюваля был в полном порядке.
— Сядьте, не кипятитесь, — Янька сделал успокаивающий взмах рукой вниз и полез за пазуху. Алексей внутренне напрягся. Если Кошельков не поверил, ему ничего не стоит выхватить револьвер и всадить в него несколько пуль. Но тот вынул не револьвер, а сложенный вчетверо лист бумаги:
— Всё, что могу вам предложить.
Список картин и рисунков был немалый, но для настоящего ценителя искусств, за которого выдавал себя Балезин, ценность представляли только две малоизвестные картины раннего Коро и небольшой портрет, написанный Сезанном. Ничего больше из работ всемирно известных мастеров Янька Кошельков награбить не успел. На них и указал Балезин-Дюваль:
— Вот эти готов купить.
Кошельков не стал протестовать против такой на первый взгляд незначительной сделки. Хвалить же свой товар он не умел, поскольку в живописи ни черта не понимал. Он жаждал только одного — убедиться, что у этого француза есть валюта. А если это так, то завтра он, гроза Москвы, может совершить налёт хоть на Третьяковку.
— Хорошо, я готов продать, — сказал он и вдруг испытующе посмотрел в лицо Алексею. — А может, вам добавить что-нибудь ещё: золото, бриллианты?
Балезин театрально замахал руками:
— Что вы, что вы… Золото, драгоценности везти через границу? Я ещё в своём уме. А вот холсты, спрятанные в подкладе чемодана, подозрение не вызовут.
Кошельков понимающе кивнул. Потом поднялся.
— Замётано…
— Что-что?
— Я хотел сказать, решено. Правда, есть одно обстоятельство. Я вечером уезжаю, поэтому жду вас через час с деньгами здесь же.
Вот это новость! Дело принимало неожиданный оборот.
— Через час? Боюсь, что не успею, — развёл руками Алексей.
— У господина Вербицкого, — Янька кивнул на толстяка и впервые за время разговора усмехнулся, — своя карета. За час извозчик доставит вас к «Метрополю» и обратно.
«А эти мерзавцы неплохо работают», — мелькнуло в голове у Алексея. Он поднялся. Отказ означал провал. Ничего не оставалось, как принять правила игры, предложенные противником. Но он держал себя в руках и внешне выглядел спокойным, даже повеселевшим.
— Прекрасно, поехали. Только придётся заглянуть ещё в одно место.
— Это ещё куда? — насторожился Янька.
— К моему оценщику.
— Это обязательно?
Балезин и Кошельков стояли друг против друга. Кошельков был выше среднего роста, но ниже высокого Алексея. Балезин хорошо усвоил, что в подобных ситуациях важно перехватить инициативу.
— Послушайте, как вас…
— Господин Кульков.
— Послушайте, господин Кульков, — повысил голос Балезин. Я коммерсант и не всегда могу отличить оригинал от копии. Это делать должен профессионал.
— Ладно. И где искать вашего оценщика?
— Он живёт в одном из переулков Замоскворечья. В настоящее время не работает, уволен новой властью.
— А если его нет дома?
— Он будет дома. Мы договорились, что сегодня после просмотра выставки я зайду к нему.
Всё сказанное выглядело логично, и подозрительный Кошельков согласился:
— Замётано. Добавим ещё по времени… — он достал из кармана золотые часы, при открывании крышки которых раздался мелодичный перезвон. — Я жду вас не в пять, а… без четверти шесть. Здесь.
