Повозка, в которой ехали Балезин с Вербицким, подкатила к самому подъезду небольшого двухэтажного дома, на втором этаже которого жила семья Архангельского. Вербицкий поднялся вслед за Балезиным.
— У вас что, здесь тоже зазноба? — с нескрываемой иронией спросил его Алексей.
Тот понял глупость своего положения и пожал плечами:
— Так я за вас же беспокоюсь. Мало ли кто в подъезде окажется, а вы при деньгах.
— Не надо за меня переживать. Здесь хорошие люди живут, — назидательно произнёс Балезин и закрыл двери прямо перед носом толстяка.
Как и предполагалось, Борис Михайлович был дома, один. Ещё при первом знакомстве он проникся к Алексею большой симпатией, ведь оба они были из Малороссии.
Алексей кратко, но во всех деталях обрисовал ситуацию; особо остановился на своих сомнениях:
— Будь я на месте Кошелькова, я бы не стал дожидаться, а из осторожности ушёл бы куда-нибудь, например в ближайший трактир. Логика проста: а вдруг придут не те, кого он ждёт?
— Но вы говорите, что лавку запер на ключ этот ваш… как его?
— … Вербицкий. Но, Борис Михайлович, мы же с вами не дети. У бандита такого масштаба, как Кошельков, может быть ещё один выход из лавки.
Архангельский задумался. Прошёлся взад-вперёд по комнате, потом уверенно сказал:
— Я тоже так считаю.
Алексей вопросительно глянул на него:
— Ну, так что: остановим извозчика, как требует Отман, или без остановки прямо к дверям лавки? А если так, то возможен вариант, когда придётся стрелять.
Небольшого роста, лысоватый, Борис Михайлович стоял перед Алексеем и смотрел ему в лицо снизу вверх.
— Вы кого пугаете стрельбой? Я всю жизнь боролся с этой мразью! У меня пять ранений.
— Простите, я не хотел вас обидеть.
— Да ладно вам… Вместе так вместе. В общем, едем без остановки прямо к лавке!
* * *
Повозка двигалась обычным ходом, но Алексею казалось, что она тащится со скоростью улитки. Поворот, ещё поворот — и вот, наконец, та самая церквушка. Всё как обещал Отман: не спеша прогуливается человек в белом картузе. Вот он его снял…
Повозка проехала, не останавливаясь, и Алексей успел краем глаза заметить, как человек с белым картузом в руке удивлённо посмотрел ей вдогонку, а затем по сторонам, словно кого-то потерял.
Первым, как и подобает хозяину лавки, из повозки вышел Вербицкий. Щёлкнул замок, отворилась дверь. Алексей и Борис Михайлович вошли следом. Мерин хмуро смотрел им вслед.
Уже сделав первые два шага, Балезин понял, что в лавке никого нет. Это тотчас подтвердилось: на прилавке, за которым в обычные дни восседал Вербицкий, лежала прижатая пепельницей записка. Вербицкий прочитал её, скомкал, сунул в карман и развёл руками:
— Господин Кульков просит извинить, но ему срочно пришлось уйти. Дела… Он вас ждёт в трактире «Чёрный ворон». Вы не волнуйтесь, это недалеко. Мы доедем за пять минут.
Балезин и Архангельский переглянулись. Взгляд каждого говорил: «Мы оказались правы».
— А как же он вышел, вы же заперли лавку на ключ? — спросил Алексей.
— У него есть второй ключ, которым можно открыть изнутри.
«Рассказывай кому-нибудь другому, — молча усмехнулся Алексей. — За лавкой наблюдают. Шмыгнул через потайной ход твой Янька и был таков».
Как уже говорилось выше, Алексей Балезин любил иногда для снятия нервного напряжения немного покуражиться. Так было с тем парнем, который в первый день на Хитровке клянчил у него закурить. Так случилось и сейчас. Негодующе взмахнув руками, Балезин стал медленно надвигаться на Вербицкого.
— Вы что же себе позволяете! Я что вам — мальчик, в детские игры играть? То вы меня с выставки тащите к себе в лавку, то я должен немедленно лететь на извозчике за деньгами… И вот теперь: извольте следовать в какой-то там вонючий трактир…
Русскую речь Алексей выразительно сопроводил несколькими известными ему французскими ругательствами. Потом, повернувшись к Архангельскому, решительно произнёс:
— Есть предложение поискать более достойных партнёров.
Вербицкий явно не ожидал такого поворота событий. Он живо смекнул, что в случае их ухода ни ему, ни Кошелькову не видать валюты как своих ушей.
— Позвольте… — начал было он оправдываться, но Алексей его перебил:
— Может, нам ещё и в Кремль поехать?
Толстяк взмолился:
— Дайте же, дайте же мне договорить. У господина Кош… у господина Кулькова там встреча с женщиной. Сами понимаете…
Балезин сделал вид, что успокоился.
— И далеко до этого… как его… «Чёрного ворона»?
— Я же сказал, всего минут пять, быстро доберёмся. Ну, прошу вас, поехали…
Предстояло решать быстро — на размышление секунды. Если б Кошельков, открыв дверь, вышел на улицу, его наверняка бы засекли сотрудники, наблюдавшие за лавкой. Стрелять непременно бы пришлось. Но выстрелов не было, всё было тихо. Вариант второй: он заметил слежку и выбрался через чёрный ход. Это вполне возможно: одна лавка примыкает к другой, а Янька-Кошелёк не тот тип, который появляется в помещении с одним входом-выходом. Но тогда зачем оставлять записку, проще исчезнуть и лечь на дно. Нет, тут скорее третий вариант: ничего он не заметил. Он ушёл чёрным ходом просто в целях безопасности. Сработало, как говорится, чувство самосохранения. Предусмотрительный, гад…
Секунды летели. Если люди из группы Ершова действительно следят за лавкой, они, конечно же, засекут их выезд. Но если они последуют сразу же за их повозкой, то Вербицкий или Мерин могут их обнаружить. Значит, надо как-то дать им знать, что их путь ведёт в «Чёрный ворон». Но как? Только запиской! Но догадаются ли?
— Ну, прошу вас, едем, — слащаво повторил Вербицкий.
Алексей глянул на Архангельского. Лицо того выражало решимость.
— Ладно, поехали, — махнул рукой Балезин. — Но это в последний раз. Кстати… гм… туалет у вас здесь есть?
— Обижаете…
Это было то, что надо! Закрыв дверь маленького по размерам туалета, который располагался в глубине лавки, Алексей быстро выхватил блокнот, тот самый, с которым ходил по выставке, отодрал край листка и написал: «Мы в “Чёрном вороне”». Маленький клочок бумаги смял и поместил в зажигалке между корпусом и крышечкой; чтобы клочок бумаги случайно не воспламенился, фитиль предусмотрительно отодрал.
Втроём они вышли на улицу. Балезин осмотрелся — и на сердце сразу отлегло: по другой стороне шёл человек в белом картузе. Дальше, как говорится, всё было делом техники. Садясь в повозку, Алексей незаметно для всех, кроме человека в белом картузе, выронил зажигалку.
* * *
Москва всегда славилась трактирами. В Москве их было много, даже очень много. Любой уважающий себя трактир отличался своими обычаями, своими особыми блюдами и имел своих постоянных посетителей. Трактир Тестова, трактир Лопашова, «Яр», «Эрмитаж», «Славянский базар» и многие другие. Лучшие из них потом стали называться ресторанами, хотя главным отличием их от ресторанов было то, что трактиры в основном посещали купцы. Чего в них только не подавали: жареные поросята с хреном, раковый суп с расстегаями, знаменитая гурьевская каша, икра, ботвинья с осетриной, белорыбицей и сухим тёртым балыком, пироги с налимовой печёнкой, селяночка со стерлядкой и многое-многое другое. Ну а водочка, красное и белое вино — это уж как само собой разумеющиеся напитки. Но не главные. А главным-то был чай из самовара, который купцы прихлёбывали из блюдечка с сахарочком вприкуску. И если для современного питейного заведения подобного масштаба главным объектом является сверкающая бутылками баровая стойка, то для трактира таковым служил крепко сбитый буфет. На его полках красовались три ряда белоснежных чайников, перед которыми возвышался бородатый мужик-буфетчик.
