… Впервые они шли навстречу друг другу с улыбкой. Обнялись, несмотря на правила конспирации.
— С победой!
— И тебя тоже!
О победном завершении битвы за Москву они узнали вчера — сообщения Совинформбюро регулярно принимали в советском посольстве. А сегодня о разгроме гитлеровцев писали уже шведские газеты; некоторые с нескрываемой грустью.
Но радость радостью, а дело делом.
— Чем порадуешь? — традиционно спросил Макаров. — Когда планируешь встретиться с Эриксеном-младшим?
— Через неделю.
— И что?
— Поведу его в кино.
Виквик закурил, затянулся и слегка покачал головой.
— Не можешь без юмора… Вот разобьём Гитлера, закончится вой на, будем рекомендовать тебя в какой-нибудь театр.
— Нет, спасибо, уж лучше в институт к студентам.
— Всё не можешь забыть, как командовал своими тётушками?
— И это тоже.
Виквик снова затянулся сигаретой:
— Ладно, отвлеклись. Так в какое кино ты решил повести Уго Эриксена?
И Балезин во всех деталях пояснил то, что он задумал. Макаров докуривал сигарету.
— Рискованно, — заключил он и, помолчав, добавил: — но другого варианта не вижу. А время не ждёт. Москва прямо вцепилась в твою информацию о тяжёлой воде.
… Их встреча состоялась в Клубе друзей СССР в небольшом шведском городке недалеко от норвежской границы. Встречаться в Стокгольме было опасно: во-первых, потому что по дороге в столицу Уго Эриксена могли засечь агенты тайной полиции; а во-вторых, потому что и за Балезиным как за гражданином СССР, легально работающим в торговом представительстве, регулярно следили. Алексей это быстро замечал, но отрывался от хвоста только в случае крайней необходимости, например для встречи с Макаровым, Отманом или Эриксеном-старшим. Вот и сейчас, сойдя в городке на автобусной станции, он был уверен, что за ним слежки нет.
Клуб друзей СССР располагался в неказистом на вид, но просторном двухэтажном доме, который советское посольство арендовало для ведения антинацистской пропаганды. После победы под Москвой желающих посетить такие клубы стало заметно больше, особенно в глубинке. Шведы приходили посмотреть кино- и фотохронику о происходящем в далёкой России, принести что-нибудь в дар, типа тёплых вещей, или просто выразить слова поддержки. Поэтому появление у входной двери высокого молодого мужчины в серой утеплённой куртке с капюшоном ни у кого не вызвало удивления. Единственным, кто наблюдал за ним, был Алексей Балезин. Он, стоя в прихожей клуба, видел, как Эриксен-младший шёл по улице, ведущей к клубу, а подойдя, остановился в ожидании. На Балезине была такая же куртка, правда другого цвета, но тоже с капюшоном. Капюшон был условным знаком. Накинутый на голову капюшон означал: контакт невозможен, опасно! Вторым условием встречи был пароль. Балезин, выйдя на улицу, заговорил первым: — Как здоровье брата?
— Спасибо, поправляется.
Пароль был выбран не случайно. Для подстраховки у младшего Эриксена лежала в кармане телеграмма от брата, в которой говорилось, что тот заболел и просит приехать к нему, чтобы забрать и отвезти для матери лекарства.
Уго очень походил на Ханса: тоже типичный скандинав, потомок викингов. Но отличия были. Он был моложе лет на десять, выше ростом и глаза… настороженные, мигом оценивающие всё вокруг — глаза человека, привыкшего к опасности.
— Мне брат говорил про вас. И всё-таки, чем докажете, что вы из России?
Вокруг никого не было. Балезин достал свой дипломатический паспорт:
— Похож?
Норвежец утвердительно кивнул. Они прошли в небольшой затемнённый зал кинохроники и расположились в дальнем углу на последнем ряду. Балезин не торопился начинать разговор, так как Уго Эриксен был весь под впечатлением того, что происходило на экране. Когда показали наступающие советские танки, норвежец попытался от радости вскочить; увидев колонну замёрзших на морозе пленных немцев, едва не захлопал в ладоши. От дальнейших эмоций Алексей осторожно сумел его удержать — привлекать внимание, хоть и в полутёмном зале, было крайне нежелательно.
Когда кинохронику стали показывать по второму разу, можно было начинать разговор. О себе лично Уго Эриксен почти ничего не сказал, а кто такой его собеседник, знал от брата. Поэтому перешли сразу к делу. О тяжёлой воде норвежец не имел никакого понятия, но обнадёживающим было другое: один из его друзей, некто Макс Борген, работал инженером. К гитлеровцам он был настроен отрицательно, а следовательно, мог дать нужную информацию. По электростанции и заводу Уго сообщил, что производство расширяют — появилось новое современное оборудование, за работу которого он как механик ответственности не несёт. Его обслуживает персонал, прибывший из Германии. На вопрос о руководстве завода и электростанции Уго ответил, что и там теперь хозяйничают немцы — после прихода они заменили всю администрацию.
Время показа кинохроники заканчивалось, пора было прощаться.
— Вас не смущает, что я могу уйти в горы в ряды Сопротивления? — вдруг спросил Уго.
Балезин понимал, что такой возможности нельзя было исключать:
— Что ж, пожелаю вам успеха и буду надеяться, что наши контакты не прервутся.
От этих слов, как показалось Алексею, Уго Эриксен слегка повеселел. Балезин крепко пожал норвежцу руку, попросил посидеть ещё минут десять и перед тем как удалиться, протянул небольшой свёрток.
— Что это? — спросил тот.
— Деньги.
Уго решительно отказался принять деньги, говоря, что он согласился сотрудничать по идейным соображениям. Балезин это предвидел.
— Это деньги не только для вас. Они и вашей матери пригодятся. Я знаю, что ей требуется операция, а она стоит немалых денег.
Сыновьи чувства перевесили. Уго осторожно взял свёрток и сунул за пазуху.
— Спасибо.
Они разговаривали на немецком, но слово благодарности норвежец тихо произнёс по-русски.
* * *
Город Рьюкан располагался в узкой долине между озёрами Мёсватн и Тиннсё, у подножия горы Гаустатоппен. Своё название он получил от расположенного вблизи водопада Рьюканфоссен, что означало «Дымящийся водопад». Город, а точнее городок, был основан между 1905 и 1916 годами, когда компания «Норск Хайдро» приступила здесь к производству селитры, используемой в качестве удобрения. Рьюкан был выбран для этой цели потому, что 104-метровый водопад мог легко вырабатывать большое количество электроэнергии. В 1934 году «Норск Хайдро» пустила в эксплуатацию крупнейшую в мире гидроэлектростанцию Веморк, а вместе с ней создала водородное производство. Побочным продуктом производства была тяжёлая вода, получаемая в процессе электролиза.
Сначала производство росло медленно, и к началу войны, то есть к сентябрю 1939 года, было получено очень небольшое количество тяжёлой воды. «Норск Хайдро» продавала её в различные европейские лаборатории для научных экспериментов, в том числе в Германию. Казалось, немцы не проявляли к ней особого интереса. Но вскоре всё резко изменилось.
