Фитин на секунду задумался.
— Трудно сказать, товарищ Сталин. Правда…
— Что «правда»? — Сталин повернулся и опять глянул в глаза собеседнику.
— … он подавал рапорт, в котором просил отправить его на фронт. Говорил, что у него с немцами свои счёты, ещё с прошлой войны.
— А что он на фронте собрался делать?
— Готовить разведывательно-диверсионные группы для заброски в немецкий тыл, товарищ Сталин.
Верховный задумался. Потом обратил взор на Меркулова и лёгким кивком руки, из которой не выпускал трубку, дал понять, что этот вопрос конкретно ему:
— Как обстоят дела с подготовкой таких групп?
Разведывательно-диверсионные группы готовили Генштаб РККА и один из отделов НКГБ (ранее — НКВД). Меркулов, понимая, что данные сведения у Сталина уже имеются и тот просто его проверяет, вынужден был признать:
— Группы регулярно готовятся и забрасываются в тыл противнику, но, к сожалению, много неоправданных жертв.
— А почему?
— Главная причина — поспешность. Те, кто их готовят, увлекаются количеством, а не качеством. И ещё: в состав многих групп входят иностранцы. А с ними работа ведётся слабо.
Сталин не спеша вышагивал по кабинету. Чувствовалось, что он задумался.
— Какова общая численность наших разведчиков-диверсантов? — снова задал он вопрос Меркулову.
— Порядка шести тысяч.
— А у немцев?
— Около двух тысяч, все на базе полка Бранденбург.
После такого ответа Народный комиссар госбезопасности внутренне напрягся, ожидая гнева Верховного. Но Сталин только пыхнул трубкой и сделал глубокую затяжку.
— Скоро нам придётся воевать на чужой территории, — сказал он. — Поэтому подготовку разведгрупп надо существенно улучшить. Для начала создайте комиссию по проверке таких групп. А полковник Балезин пусть включается в работу с иностранцами. Представьте его к награде, передайте от меня благодарность и пожелания скорейшего выздоровления.
* * *
Но скорейшего выздоровления у Алексея Балезина не получилось. Ранения и контузия оказались тяжёлыми. Он перенёс три операции и поправился лишь к маю 1944-го, да и то ходил с палочкой — правая нога ещё плохо слушалась, болела.
Санаторий, где долечивался Алексей после госпиталя, располагался на берегу Каспия. Как и подобает сотруднику разведки, общения с другими ранеными офицерами, в том числе соседями по палате, он старался избегать. А когда вопросы были слишком явными: где воевал, когда ранен и им подобные, приходилось отвечать согласно придуманной им же самим легенде — он военный корреспондент и на передовой попал под обстрел. А всё свободное от процедур время Балезин прохаживался по тропинкам невдалеке от берега моря, разрабатывал ногу.
Настроение было не самое лучшее. И не только потому, что болела нога. Ещё в госпитале, оправившись от первой операции, он написал Ольге. Но ответа не получил ни в госпитале, ни в санатории. Алексей утешал себя тем, что, очевидно, завод, с которым Ольга эвакуировалась, уже вернулся в Москву. Тогда он написал на Старославянский, 15. Но и оттуда ответа не последовало.
Иногда, устав от ходьбы, он присаживался на камень на берегу и подолгу смотрел на белые барашки волн, которые ветер выплёскивал на песчаный берег. Он переводил взор вдаль, где изредка появлялся какой-нибудь катер или кораблик, а мысли о доме и семье менялись воспоминаниями о недавно пережитом: о Тегеране, о Швеции с её холодной Балтикой. Как там Виквик-Макаров? Всё ли ладно у Франца Отмана? О гибели Отмана и Уго Эриксена — Механика Балезин узнает уже после, возвратившись в Москву.
Недалеко от санатория был небольшой причал. В один из тёплых вечеров, когда солнце только опускалось за горизонт, к нему подъехал катер. На зрение Балезин никогда не жаловался, поэтому человека, сошедшего на деревянные мостки причала, узнал ещё издали, в первую очередь по седой голове со стрижкой ёжиком. Это был Гладышев. Обрадованный Алексей, превозмогая боль, пошёл ему навстречу.
Обнялись. Видно было, что Гладышев в хорошем настроении. Одет он был в штатское, по-летнему; лицо светилось улыбкой.
— Я через Баку проездом. Вот узнал, что ты здесь, и вырвался на часок.
— А потом куда? Обратно в Тегеран?
— Боже упаси! В Москву, а через пару дней на Первый Белорусский, в разведотдел сорок восьмой армии. Ну а ты как?
— Как видишь… — мрачно выговорил Алексей, тряхнув в воздухе палкой.
— Не вешай нос, обойдётся, — успокоил Гладышев и похлопал ладонью по небольшому саквояжу, который был при нём. — Пойдём-ка в укромное местечко…
Балезин не сомневался, что в саквояже бутылка коньяка и закус ка. Так и случилось. Процедуры на этот день закончились, и он поймал себя на мысли, что хочет выпить.
Они расположились на небольшой лужайке под сосной. Налили, чокнулись. Гладышев рассказывал, Балезин слушал. Гладышев поведал всё, что знал о встрече «Большой тройки». Несколько раз повторил, что видел своими глазами и Черчилля, и Рузвельта, и, конечно же, товарища Сталина.
— Жаль, жаль, что тебя не было, — закончил Гладышев. Он ожидал расспросов об исторической, по его словам, встрече, но у Алексея были другие мысли.
— Торговец погиб? — спросил он, хотя заранее знал ответ.
— К сожалению, погиб.
— А англичане? Кларк, Шепард?
— Тоже погибли… и ещё двое с ними. Если бы ты задержался в сарае на пару секунд…
— … то составил бы им компанию, — закончил за Гладышева Алексей.
Помолчали. Налили ещё. Выпили не чокаясь. Гладышев поднялся:
— Ладно, мне пора.
… Стоя на мостках причала, они крепко пожали руки.
— Что-то хочешь спросить? — Гладышев угадал мысли Алексея.
— Хочу. Ты не знаешь, как настоящие имя и фамилия того, которого я называл Торговцем?
Гладышев как-то грустно усмехнулся:
— Имени не знаю. А вот фамилия известная, на ней держится вся Россия. Мне он представился как старший лейтенант Иванов; в сорок втором были ещё прежние звания. А что тебе?
— Как что? Он же мне жизнь спас! Если бы он меня не вытащил, вторым взрывом меня бы разнесло.
— Знаю, знаю… А ты что, с ним где-то раньше встречался?
— Довелось…
— Где?
— После победы встретимся, подробно расскажу.
… Катер почти скрылся из виду. Алексей Балезин смотрел ему вслед, думая о своём. Как это у Толстого: «Всё смешалось в доме Облонских». Человек, который его, Балезина, пытал, спустя несколько лет спас ему жизнь… ценой своей… Нет, не в доме Облонских всё смешалось, а в Советской России.
* * *
И вот опять знакомый кабинет Фитина, тёплые слова в связи с выполненным заданием, переданная благодарность от самого Сталина, сообщение о том, что он, Алексей Балезин, — полковник, награждённый орденом Красной Звезды, и что его рапорт с просьбой направить в действующую армию удовлетворён.
