– У меня две отметины на правом предплечье, – продолжила Имми. – Я помню их с тех пор, как переехала жить в Нью-Йорк. Насколько я знаю, они были всегда. Я никогда и не думала спрашивать, но медсестра в Вассаре сказала мне, что это следы ожогов. Как от сигареты.
Джул не знала, что сказать. Она бы очень хотела помочь малышке Имми, но Пэтти и Гил Соколофф уже сделали это, очень давно.
– Мои родители тоже умерли, – выпалила она вдруг. Впервые она произнесла это вслух, хотя Имми уже знала, что ее воспитывала родная тетя.
– Я так и поняла, – сказала Имми. – Как и то, что ты не хочешь об этом говорить.
– Не хочу, – ответила Джул. – Во всяком случае, пока. – Она наклонилась вперед, отстраняясь от Имоджен. – Я еще не придумала, как рассказывать эту историю. Она как-то… – Слова подвели ее. Она не умела говорить так легко и свободно, как Имми, чтобы выразить саму себя. – Короче, история не складывается. – Тут девушка не лукавила. В то время Джул еще только начинала сочинять сказку о своем происхождении, которую собиралась использовать в будущем, а пока предпочитала не распространяться на эту тему.
– Все в порядке, – успокоила ее Имоджен.
Она полезла в свой рюкзак и достала толстый батончик молочного шоколада. Развернула обертку и отломила кусочек для Джул и кусочек для себя. Джул прижалась спиной к скале и расслабилась, ощущая, как тает во рту шоколад, а солнце греет лицо. Имми шикнула на чаек-попрошаек, прогоняя прочь назойливых птиц.
Джул тогда казалось, что она очень хорошо знает Имоджен. Между ними не было неясностей, и казалось, что так будет всегда.
Джул отложила в сторону роман «Наш общий друг». История начиналась с того, что в Темзе обнаружили тело утопленника. Ей не нравилось читать о таких вещах, и особенно коробило описание разбухшего в воде трупа. Для Джул дни как будто стали длиннее, с тех пор как до нее дошло известие о том, что Имоджен Соколофф покончила с собой в той самой реке, набив карманы камнями и спрыгнув с Вестминстерского моста, оставив в хлебнице предсмертную записку.
Джул думала об Имми каждый день. Каждый час. Вспоминала, как Имми, когда смущалась, закрывала лицо руками или капюшоном. Слышала ее высокий, сбивчивый голос. У Имоджен была привычка крутить кольца на пальцах. У нее остались два сигаретных ожога на предплечье и шрам на кисти руки от горячей сковороды, когда она пекла шоколадное печенье со сливочным сыром. Она быстро и ловко рубила лук массивным кухонным ножом, освоив этот навык на кулинарных видеоуроках. От нее пахло жасмином, а иногда – сладким кофе со сливками. Она сбрызгивала волосы лимонным спреем.
Имоджен Соколофф относилась к тому типу девушек, которые, по словам учителей, не в полной мере раскрывают свой потенциал. Она плевала на учебу, но между тем ее любимые книги пестрели закладками с заметками. Имми не стремилась ни к славе, ни к успеху, как его понимают другие. Она отчаянно пыталась вырваться из-под влияния мужчин, которые хотели доминировать над ней, и женщин, которые требовали ее исключительного внимания. Она упорно отказывалась дарить кому-либо свою преданность, предпочитая строить собственную жизнь по своему разумению и быть ее полновластной хозяйкой. Она принимала от родителей деньги, но протестовала против контроля над своей личностью, а преимущества, которое давало ей ее положение, использовала для того, чтобы переделать себя, найти иной способ существования. Это мужество особого рода, его часто принимают за эгоизм или лень. Многие видели в ней всего лишь блондинку из элитной школы, но глубоко ошибались, ограничиваясь столь поверхностным суждением.
Когда хостел проснулся и туристы потянулись в ванную комнату, Джул вышла на улицу. Она потратила день, как это часто бывало, на самосовершенствование. Пару часов бродила по залам Британского музея, изучая названия картин и потягивая диетическую колу из маленьких бутылочек. Целый час простояла в книжном магазине, запоминая карту Мексики, а потом выучила наизусть главу из книги «Управление капиталом: восемь основных принципов».
Она хотела позвонить Паоло, но не могла.
Она не собиралась отвечать на телефонные звонки, за исключением одного, которого ждала.
Телефон зазвонил, когда Джул выходила из подземки у самого хостела. Звонила Пэтти Соколофф. Джул увидела высветившийся номер и ответила голосом со среднеамериканским акцентом.
Как выяснилось, Пэтти была в Лондоне.
Джул этого не ожидала.
Не согласится ли Джул пообедать с ней завтра в «Плюще»
[26]?
Конечно. Джул не скрывала своего удивления, разговаривая с Пэтти. Они перезванивались несколько раз, сразу после смерти Имми, когда Джул общалась с полицейскими и занималась отправкой вещей из лондонской квартиры Имми, а Пэтти ухаживала за Гилом в Нью-Йорке, но все эти тяжелые разговоры остались в прошлом, оборвавшись несколько недель назад.
Пэтти всегда была деловитой и многословной, но сегодня ее голос звучал глухо и в нем не было привычной оживленности.
– Я должна сказать тебе, – произнесла она, – что Гила больше нет.
Страшная новость потрясла Джул. Перед глазами встало опухшее серое лицо Гила Соколофф и потом его смешные собачки, которых мужчина обожал. Девушке он очень нравился. Она не знала, что он тоже скончался.
Пэтти объяснила, что Гил умер две недели назад от сердечной недостаточности. Все эти годы диализа почек не прошли бесследно, вот сердце и не выдержало. А может, как сказала Пэтти, после самоубийства Имми он больше не захотел жить.
Они еще поговорили о болезни Гила, о том, каким он был замечательным, вспомнили Имми. Пэтти сказала, что Джул очень помогла им, улаживая дела в Лондоне, когда они не могли уехать из Нью-Йорка.
– Знаю, это покажется странным, что я путешествую, – добавила Пэтти, – но после того, как я столько лет ухаживала за Гилом, мне просто невыносимо оставаться одной в квартире. Здесь все напоминает о нем, об Имми. Я собиралась… – Ее голос сорвался, и, когда женщина заговорила снова, он зазвучал вымученно бодро. – Как бы то ни было, моя подруга Ребекка живет в Гемпшире
[27], и она предложила мне пожить у нее в гостевом домике, отдохнуть и подлечиться. Она уговорила меня приехать. С некоторыми друзьями так бывает. Мы сто лет не общались с Ребеккой, но, как только она позвонила – услышав об Имми и Гиле, – мы сразу же нашли общий язык. Никакого светского трепа. Все предельно честно и откровенно. Когда-то мы вместе учились в Гринбрайаре. Думаю, школьных друзей связывают все эти воспоминания, общие истории. Взять хотя бы вас с Имми. Вы так удачно воссоединились после разлуки.
– Мне очень, очень жаль Гила, – сказала Джул. И она говорила совершенно искренне.
– Он болел целую вечность. Принимал столько таблеток. – Пэтти помолчала, и, когда продолжила, ее голос снова дрогнул от сдавленных рыданий. – Я думаю, после того, что случилось с Имми, у него просто не осталось сил бороться за жизнь. Он и Имми, дороже их у меня никого не было. – Она словно снова заставила себя встряхнуться. – Так вот, возвращаясь к моему предложению. Ты же примешь мое приглашение?
