С другой стороны, любая логическая структура логична в рамках определенной системы координат. При этом, сама система координат часто остается «за кадром», как нечто само собой разумеющееся. Манипуляция может осуществляться путем замены одной системы координат на другую, и изменение системы координат часто даже не будет заметно. Одним из проявлений этого является система двойных стандартов – если при развале ГДР бывшего президента отдали под суд за то, что во время его правления пограничники стреляли в тех, кто пытается незаконно пересечь границу, то ни одного президента США в этом никто пока что не обвинил. В обоих случаях все логично.
Для увеличения видимости логичности используется коррегентность – совместимость логических звеньев и соизмеримость понятий разных логических структур, отсутствие разрывов и провалов в логике. Так создается модель той картины, которую должен воспринимать объект манипуляции с видимостью полноты и взаимосвязанности процессов – а точнее, внушенных установок. На этом строятся системы аргументаций. Кара-Мурза приводит такой пример: в ноябре 20сюг. российские СМИ муссировали патриотическую новость о том, как два русских истребителя облетели американский авианосец, «взломав его систему защиты» и сфотографировали его, что «в боевых условиях приравнивается к уничтожению корабля». Тут же упоминается, что «мировым законодательным стандартам такие облеты не противоречат и в мировой практике не редки». Тогда какую реакцию наши истребители ожидали от американцев? Американцы должны были сбить истребители, вопреки «мировой практике и международным стандартам»? Или они тоже сфотографировали истребители? Значит ли это, что истребители уничтожены? Значит ли это, что истребители смогли бы облететь авианосец в реальной боевой ситуации? И зачем им вообще его облетать, если ракеты с воздуха по кораблям выпускаются за десятки километров, практически из-за горизонта?
Кроме того, любая «логичность» может быть внушена путем частого повторения, на чем строятся многие принципы пропаганды. Все это обуславливает «мозаичность» мышления, его раздробленность на отдельные фрагменты при их видимой связанности, но не дающие целостной ориентации в общей картине реальности. Для того, чтобы эта раздробленность не была заметной, нужно затормозить собственные мыслительные процессы индивида, увеличив количество внешних раздражителей и шумовой фон – потому люди должны быть привязаны и привычны к постоянному присутствию радио, телевизора, прочих шумовых факторов. Живущее в потоке такой культуры общество иногда называется «демократия шума».
В результате осуществляется переход от реалистического сознания к аутистическому – человек начинает жить в мире внушенных воображаемых моделей. Само по себе аутистическое мышление также необходимо, как реалистическое. Их баланс определяет устойчивость личности. Реалистическое мышление создает объективное представление действительности, аутистическое – создает приятное и желаемое представление о действительности. В малых дозах аутистическое мышление дает стимулирующий эффект, подталкивает к достижению целей; в больших же дозах оно становится достаточным и заменяет достижение целей. Усиление аутистической компоненты возбуждает воображение, подавляет реалистическое мышление, позволяет приглушить чувство ответственности и обострить до предела какое-либо стремление, опирающееся на воображаемую действительность. Так в годы перестройки многие россияне, не имея никакого даже логического обоснования, несли свои деньги в АО «МММ», или искренне верили в идею «возвращения в общий европейский дом», как будто в Европе нас кто-нибудь ждал.
Другим аспектом манипуляций является ассоциативное мышление. Ассоциация и метафора зачаровывает мышление и направляет его в нужное русло, снимая заслоны сознательного контроля. Метафора – это интерпретация, действующая в обход сознания за счет отсутствия логической компоненты. По словам Кара-Мурзы, метафора не убеждает, а обольщает, но человек воспринимает соблазнительное за убедительное. Метафоры предопределяют отношение к объекту: например, определение «деревянный рубль» четко определило отношение к национальной валюте.
Воздействие на чувства
Особой мишенью манипуляции являются чувства. Если воздействие на сознание и логику убеждает, то воздействие на чувства побуждает человека, иногда даже в обход убеждению. При этом само убеждение зачастую бывает побочным процессом – человек сам придумает объяснение, почему поступает именно так. Именно воздействие на чувства было основным принципом пропаганды нацистов; в целом в истории Европы известно достаточно «эпидемий чувств» – от движения флагелянтов в 14 веке, пытавшихся самобичеванием отменить кару господнюю, до голландской мании отдавать за луковицу тюльпана дорогие имения или корабли.
Одним из фундаментальнейших чувств является чувство страха. Выделяют 2 типа страха – страх реальный, обусловленный объективными факторами, и страх панический, не имеющий под собой объективных оснований, имеющий иррациональную природу. Именно этот, панический страх часто является объектом манипуляций. В истории средневековой Европы мастерством массового нагнетания панического страха смерти и гнева господнего отличилась католическая церковь. Так, тысячный год от рождества Христова вся Европа встретила в трауре в ожидании Апокалипсиса. Когда Апокалипсис не наступил, ликование длилось не долго: люди быстро смекнули, что он случится через тысячу лет не со дня рождества, а со дня смерти Христа, и начали снова к нему готовиться. В европейской культуре вплоть до Нового Времени важнейшей темой была «пляска смерти» – чтобы понять, в каких ужасах жил средневековый человек, достаточно взглянуть на картины Франциска Гойи или Иеронима Босха.
Такой страх может служить иллюстрацией массовой манипуляции сознанием на уровне католической культуры. Не менее редко используется страх в государственном управлении – еще Марат считал оптимальным способом управления широкими массами нагнетание страха и создания массовой истерии, откуда возникла идея государственного террора. Вскоре оказалось, что с помощью страха манипулировать можно не только массами, но и правительством, что развилось в систему терроризма, а затем, на более прогрессивных этапах развития общества – в систему государственного терроризма, когда правительство осенило, что государственный террор могут заменить террористические акции, организованные правительством, под видом спонтанных выходок террористов.
Создание невротического страха часто являлось важнейшей задачей многих правительств – именно внушение страха еврейской и славянской угрозы позволило нацистам сплотить Германию и сублимировать внутренние противоречия в военную агрессию; нагнетание страха «красной угрозы» и ядерной войны стало важнейшей доктриной американской политики второй половины двадцатого века. Существует расхожее мнение, что события 11 сентября 2001 года были необходимы американским властям и подготовлены ими же для нагнетания нового страха после окончания холодной войны. С позиции мифомоделирования мифологизация страха («СССР – империя зла») помогает создать такие мифоструктуры и образы, которые будут оттенять и делать менее актуальным то, на что обращать внимание не положено, что можно сопоставить с теорией доминанты Ухтомского.
