Берт сопротивлялась тому, чтобы выйти за кого попало, когда ей было уже за тридцать, что для женщин того времени считалось уже много, и ее мать наверняка приходила в отчаяние. Но Берт долгие годы была влюблена в художника Мане. Он написал ее портрет, она в него влюбилась, но тот был женат. У него были и любовницы, но Берт была слишком высокого происхождения, чтобы так опуститься. По предложению самого Эдуара она вышла замуж за его брата Эжена. Ему было сорок один, он был писателем, серьезным по характеру, остроумным и дружелюбным человеком, но его преследовали болезни. Став его женой, она сказала: «Я принимаю реалии жизни». Едва ли великая страсть, подумала Тэсс, хотя постепенно она, несомненно, полюбила его. Неплохой итог. Берт вышла за человека, который далеко обогнал свое время. Он поддерживал и поощрял ее талант и был вполне счастлив, приглядывая за ее дочерью Жюли, пока она работала. Допустим, на Джорджа Клуни он не тянул, но, похоже, любил Берт и дал ее жизни необходимую твердую основу.
Тэсс помедлила и со вздохом погрызла ручку. У нее не было талантов. Она никогда не будет знаменитой художницей или замечательной писательницей, но в глубине души она была уверена, что может быть хорошим преподавателем. Она остро ощущала страстный интерес и знала, что способна передать его другим. И как замечательно будет ощущать, что она хоть как-то повлияла на чью-то жизнь. Будет ли Марк ей опорой? Вряд ли. Слишком уж он привык к первым ролям. Это не просто, подумала она, когда в браке два главных героя борются за место на сцене. Кто-то должен был стоять за кулисами и аплодировать.
«Несмотря на свою славу, — написала Тэсс, — при жизни у нее была только одна персональная выставка. Хотя ее работы широко известны, ее всюду приглашали, Берт все равно не смогла достичь славы своих современников-мужчин. А после смерти о ней почти забыли. Как и многие женщины сегодня, Берт старалась сохранить и развить веру в свой талант и место в мире искусств. Она признавала наложенные на нее ограничения, покровительственные замечания, раздражение от того, что она посмела выставляться рядом с мужчинами, но всегда оставалась сама собой, и во многом благодаря преданности ее мужа Эжена. Он понимал, как важна эта сторона жизни жены, и всегда поддерживал и любил ее. А рисуя свою дочь, Берт блестящим образом объединила свой дар и свою материнскую любовь. Ни один мужчина не смог бы так замечательно показать силу духа и независимость своей дочери, как на картине „Жюли мечтает“, где изображена была Жюли-подросток. Я не сомневаюсь, что Берт любила Жюли не меньше, чем искусство. В своей последней записи в дневнике, когда она уже умирала, Берт написала: „Малышка Жюли, я люблю тебя, пока умираю. И буду любить даже после смерти; прошу тебя, не плачь, расставание было неизбежно. Я надеялась дожить до того, как ты выйдешь замуж… Работай и будь хорошей, как всегда. Ты не причинила мне ни одного огорчения за всю свою жизнь. Не плачь; я люблю тебя так, что не могу этого выразить“».
Тэсс положила ручку, и слеза умиления упала на открытую страницу.
Глава 19
Дом стоял на краю деревни, в небольшой низине за поворотом дороги. Хэтти и Марк всю дорогу подпевали новому альбому Бритни Спирс, купленному для дочери. Марк настоял на том, что вести машину будет он, хотя у него было жуткое похмелье. Каждый раз, когда он открывал окно, чтобы покурить, дети на заднем сиденье визжали, что им холодно.
— Тебя это убьет, папа, — сказал Олли.
— Нет, не это, — Марк выкинул окурок из приоткрытого окна, — а стресс от воспитания вас троих.
— Ой! Толстый Олли на мне сидит.
— Нет, не сижу.
— Долго еще?
— Не очень, — Тэсс повернулась и улыбнулась им. Она настояла, чтобы дети оделись понаряднее, когда поедут смотреть новый дом. Хэтти была просто очаровательна в новой джинсовой юбке, красных колготках и полосатом шерстяном джемпере. Волосы у нее был забраны в хвост, и весь эффект только слегка портила подаренная ей Ники перуанская шапка с наушниками. На Олли был синий хлопчатобумажный спортивный свитер и слаксы, так что вид у него был очень приличный, а Джейк… Ну, он хотя бы согласился снять бейсбольную кепку и надел свои не самые мешковатые джинсы. Марк его дразнил, называя их удивительными панталонами. Джейк сидел молча и смотрел в окно.
Тэсс о нем беспокоилась. Казалось, что у сына была депрессия. Если у подростка вообще могла быть депрессия. Его окружала печаль и меланхолия, будто весь мир был против него. Ставшее обычным выражение лица Джейка Тэсс могла описать для самой себя только как горе. Она знала, что действует ему на нервы, постоянно говоря, чтобы он взбодрился. Сын посылал ей притворную улыбку, а потом его лицо снова возвращалось к неподвижному безразличию. Неужели у него такая плохая жизнь? В школе все успокоилось, оценки у него были хорошие, и по всем прогнозам некоторый успех на экзаменах ему обеспечен. Но оживленным Джейк казался только когда возвращался поздно из школы, болтая без устали и ища в холодильнике, чего бы поесть. Потом он шел спать, пока Тэсс не будила его к полднику. Сын отдалялся от них в какой-то свой мир, где они с Марком не могли до него добраться. Между ними образовался провал. На одной стороне были Тэсс, Марк, Олли и Хэтти, а на другой — Джейк, в одиночку сражавшийся с преследовавшими его демонами.
Марк сказал, что сейчас лучше всего было оставить его в покое, и эта еще более молчаливая стадия пройдет. Но Тэсс не могла просто так поступить. Она хотела обнять Джейка и вернуть его обратно, дать ему тепло и ощущение любви. Но он, похоже, больше не хотел их любви. Похоже, вместо этого он искал какую-то другую любовь, которая подойдет ему больше и примет таким, какой он есть, а не будет все время спрашивать, все ли в порядке. Когда Тэсс задавала сыну такой вопрос, он сердито отзывался:
— Слушай, мам, все в порядке. Просто оставь меня в покое, ладно? — И Тэсс отступала, как бы ее это ни тревожило. Она боялась, что он так далеко отойдет от них, что никогда не вернется.
Олли был жизнерадостным и простым. Это во многом осложняло положение Джейка, и он наверняка постоянно ощущал, что его сравнивают с младшим братом. Олли хорошо успевал в школе, его любили учителя, он все время был одним из первых в классе. У него также оказались способности к крикету, в то время как Джейк забросил свое регби, которое до сих пор его спасало, ради того, что теперь занимало все его свободное время. Тэсс с тревогой поняла, что он пропустил подряд две субботних тренировки в школе. Она выстирала ему форму и собрала сумку, но в субботу позвонил тренер и сказал, что Джейк не приходил ни в прошлый раз, ни сегодня. Джейк отказывался это обсуждать, пока Марк не взбесился, а потом яростно ответил:
— Слушай, я просто смылся и пошел гулять с Ником. Ничего тут такого нет, просто регби мне надоело. Так что отстань, ладно?
Марк был так занят на работе, что ему пришлось отложить дальнейший разговор, но Тэсс почувствовала приближение шторма. Она видела по глазам мужа, что он вот-вот возьмет и встряхнет Джейка как следует, чтобы добиться более вразумительного ответа. Она прекрасно знала, что он чувствовал. Ей и самой иногда хотелось схватить Джейка и заставить посмотреть на нее, заставить ответить. Молчание было его самым опасным оружием, и он умело им пользовался.
