В основе контркультурного анализа антинаркотических законов, безусловно, лежала нелепая интерпретация действия всех этих субстанций, в частности алкоголя. В идею о том, что марихуана освобождает разум, способен поверить только обкурившийся ею человек, только тот, кто не знает, что курильщики марихуаны — самые скучные собеседники на свете. Уверенность же в том, что алкоголь в отличие от наркотиков или психоделиков не подходит для борьбы с системой, свидетельствует о прискорбном незнании его истории. Почти то же самое, что говорилось в 1960-х об ЛСД, провозглашалось во второй половине XIX века об абсенте. Именно из-за разрушительных, антисоциальных свойств алкоголя предпринимались упорные попытки его запретить. Однако в те времена прогрессивно настроенные группировки были достаточно умны, чтобы понимать: алкоголь не является позитивной силой, он вреден для людей. Коммунисты и анархисты не занимались пропагандой алкоголизма среди рабочих. Они понимали, что для создания справедливого общества требуется больше, а не меньше, усилий со стороны широких масс. И алкоголь никак не способствует этому. Хиппи пришлось усвоить этот урок на горьком опыте.
* * *
Контркультурное движение с самого начала существовало в атмосфере постоянного беспокойства. Идея о том, что всякая политика основана на культуре, а всякая социальная несправедливость основана на навязываемом подчинении, подразумевает следующее: любое действие, нарушающее общепринятые социальные нормы, является политически радикальным. Разумеется, это чрезвычайно привлекательная мысль. Традиционная работа по организации политического движения чрезвычайно трудна и утомительна. Политика в условиях демократии требует привлекать на свою сторону огромное число людей. Для этого необходим большой объем рутинной работы — писать письма, лоббировать политических деятелей и т. д. Образование крупных коалиций также требует бесконечных дискуссий и компромиссов. В отличие от этого заниматься культурной политикой гораздо веселее. Играть в рок-группе, создавать произведения авангардного искусства, принимать наркотики, много и беспорядочно заниматься сексом — это куда более интересный способ проведения выходных, чем участие в работе профсоюза. Бунтари от контркультуры сумели убедить себя в том, что все эти развлечения имеют большую подрывную силу, чем традиционная политика левого толка, поскольку они атакуют источник угнетения и несправедливости на «более глубоком» уровне. Конечно, это убеждение целиком основано на теории. И поскольку верить в эту теорию было явно в интересах бунтарей, любому человеку с критическим складом ума она покажется сомнительной.
Поэтому контркультурные бунтари годами прилагали огромные усилия, стараясь убедить себя в том, что их акты культурного сопротивления имеют важное политическое значение. Не случайно Лестер в фильме «Красота по-американски» непременно должен был быть убит. Такой финал нужен, чтобы лишний раз подтвердить: его поведение представляет собой настолько серьезную угрозу существующему порядку, что Лестера нужно остановить любой ценой. Гибель главного героя-бунтаря — излюбленная тема кинематографа 1960-х. Она последовательно воплощается от ленты «Бонни и Клайд» до «Беспечного ездока» — все диссиденты в конечном итоге ложатся в сырую землю. Например, в «Беспечном ездоке» двое хиппи, промышляющих контрабандой кокаина (Питер Фонда и Деннис Хоппер), проезжая через Луизиану, в конечном итоге погибают от рук «красношеих». Параллель между контркультурой хиппи и движением за гражданские права проведена намеренно. Ведь какая разница, чьей именно крови жаждут «красношеие» из южных штатов — беспечного ездока или свободного ездока. Все дело в той свободе, которую олицетворяют два этих хиппи-мотоциклиста, — наркотики, длинные волосы, рев мотора на вольной трассе. Она невыносима для статус-кво. Когда именно проявит себя «насилие, присущее данной системе» — лишь вопрос времени. Вновь южане — «красношеие» — действуют как агенты контроля.
Попытка провести те же самые параллели в фильме «Плезантвиль» примечательна благодаря ее причудливости. Перемены в этом городке начинаются, когда Дженнифер — шлюшка из будущего — начинает заниматься сексом с некоторыми старшеклассниками. Вскоре этим занимаются все подростки. Обретенная сексуальная свобода распространяется словно вирус. (Дженнифер, по непонятным причинам остающаяся черно-белой, жалуется, что другим ребятам достаточно всего лишь провести час на заднем сиденье автомобиля, и «вдруг они окрашиваются всеми цветами радуги».) Никто не беременеет, никто не подхватывает никаких болезней. Но, несмотря на это, добропорядочные жители города считают, что мириться с таким положением дел нельзя. Одна лишь мысль, что другие люди могут радоваться, испытывать удовольствия, убежать от скучного, однообразного конформизма, для них нестерпима. Так что местная торговая палата организует митинг с целью прекратить все это безобразие (под гигантским стягом с довольно легко различимой фашистской свастикой). Вскоре после этого местные предприятия вывешивают объявления «цветные не допускаются», а «красношеие» бродят по улицам, терроризируя цветных и сжигая книги.
Благодаря магии кино кучка белых подростков, занимающихся сексом, становится эквивалентом движения за гражданские права и борьбы против фашизма. Более того, им даже не надо идти на какие-либо жертвы для такого эффекта. Увеселение есть подлинный подрывной акт. Это невероятно живучая тема поп-культуры, она присутствует в финальных танцевальных эпизодах в фильме «Свободные» и в скандально знаменитой сцене оргии в «Матрице: перезагрузке». Но все-таки в данной ситуации желаемое совершенно явно выдается за действительное. Рэп-группа Beastie Boys уже давно объяснила, что к чему на самом деле, записав песню «протеста» под громким названием «Ты должен бороться за свое право (веселиться)». В конце концов, к этому, главным образом, и сводится бунт контркультуры.
Нормальность: «Бунт на продажу», Гл. 3
… здесь мы видим главную ошибку контркультурного мышления. Бунтари от контркультуры усвоили: общество следит, чтобы его члены выполняли социальные нормы, и интерпретировали это как признак того, что общественный порядок есть репрессивная система. Затем они определили враждебные реакции на нарушения этих норм как подтверждение своей теории. Результатом этого стала романтизация антиобщественного поведения — проступок ради проступка. В повседневной жизни это обычно безобидно, но как политическая линия может окончиться катастрофой. Такой образ мышления побуждает активистов контркультуры отвергать не только существующие общественные институты, но и любые предлагаемые альтернативы на основании того, что им нужно придать законный статус, тем самым насильственно навязывая. Вот что стоит за презрительным отношением деятелей контркультуры к традиционным политическим доктринам левого толка, как к «всего лишь институциональным».
Глава 3 из книги Дж. Хиза и Э. Поттера «Бунт на продажу: как контркультура создает новую культуру потребления»
Зачем нам правила? Анархизм как политическая платформа. Дилемма арестанта. Девиантность и диссидентство. Фрейд против Гоббса. Насилие как глубокая или поверхностная проблема. Фильм «Доктор Стрейнджлав» и гонка ядерных вооружений. Правила и повседневная жизнь. Навязывание норм и смертный грех контркультуры. Идея контркультуры, в конечном счете, основывается на заблуждении. В лучшем случае контркультурный бунт — это псевдобунт, серия драматических жестов, не приводящих к каким-либо политическим или экономическим последствиям, которые, к тому же, отвлекают внимание граждан от важных задач построения более справедливого общества. Другими словами, это всего лишь бунт, служащий средством развлечения для самих бунтарей. В худшем случае контркультурный бунт активно способствует современным бедам, подрывая или дискредитируя социальные нормы и институты, реально выполняющие значимые функции. В частности, идеи контркультуры вызвали у публики изрядное презрение к демократическим политикам, из-за чего на протяжении более чем тридцати лет большинство прогрессивных левых политических деятелей были не у дел.
