Таким образом, взгляды Фрейда в целом сводятся к тому, что все существующее в первобытном обществе насилие есть прямое выражение наших агрессивных и разрушительных инстинктов. Эти инстинкты невозможно убрать; они могут лишь сублимироваться и подавляться. Так что уровень насилия никогда не меняется. Насилие просто перенаправляется, выражаясь скорее внутри, а не снаружи. Вместо того чтобы нападать на других людей, мы изобретаем все более и более изощренные формы психологического самоистязания. В соответствии с фрейдовской моделью разума в виде скороварки находящаяся внутри нас жестокость никуда не уходит. Когда мы смотрим на современного цивилизованного человека, мы знаем, что под маской спокойствия находится кипящий котел гнева и возмущения, которые в любой момент могут выплеснуться через край. Вот почему, по мнению Фрейда, можно сказать, что первобытное состояние открывает важную истину о человечестве — откровенное насилие говорит нам кое-что о нашей основополагающей инстинктивной природе.
Для Гоббса же насилие, существующее в первобытном состоянии, не свидетельствует о каких-то глубинных особенностях человеческой натуры. По его мнению, насилие порождается мелкими нюансами наших социальных взаимодействий. Фрейд полагает, что поскольку все мы заинтересованы в сотрудничестве друг с другом, рассудок должен принуждать нас стремиться к этому. Однако Гоббс считает, что при отсутствии правил тот факт, что мы все заинтересованы в кооперации, не обязательно служит для индивида стимулом совместной плодотворной деятельности. Рассудок нередко велит нам украсть овощи у соседа вместо того чтобы выращивать свои, солгать вместо того чтобы сказать правду, увиливать от дела вместо того чтобы трудиться. Другими словами, рассудок ввергает нас в проблемы коллективных действий. Кроме того, при отсутствии правил и предписаний мы зачастую не имеем гарантий, что другие люди будут соблюдать договоренности: не нападут на нас, пока мы спим, не похитят плоды нашего труда. Из-за этого все становятся очень нервными. И тогда люди, первоначально не имеющие враждебных намерений, часто наносят превентивные удары по окружающим, чтобы предотвратить ожидаемые атаки. Как говорит Гоббс, люди атакуют друг друга не только ради выгоды, но еще и ради собственной безопасности.
Так что, согласно взглядам Гоббса, не стоит полагать, будто люди руководствуются глубоко укорененной любовью к насилию или агрессии. Он утверждает: даже при том, что первобытное состояние пронизано насилием, причина этого вовсе не в фундаментальной людской агрессивности. Проблема лишь в том, что мы не в состоянии доверять друг другу. То есть мы занимаем агрессивную позицию по отношению друг к другу и следуем стратегии эксплуатации вовсе не из-за всеобъемлющей потребности в угнетении других людей. Мы поступаем так главным образом для защиты самих себя от эксплуатации окружающими. Если, решая дилемму арестанта, вы подозреваете, что ваш партнер собирается свидетельствовать против вас, то с вашей стороны будет безумием не свидетельствовать против него. И тогда вы оба сажаете друг друга в дерьмо не из желания так сделать, а просто чтобы избежать ситуации, при которой вас самих посадят в «это самое». Здесь нет речи о некоем зловещем «инстинкте смерти», попирающем нашу рациональность, это просто логичный ответ на ситуацию, в которой имеется взаимное недоверие.
Гоббс считал задачу построения цивилизации гораздо менее сложной, чем Фрейд. Большая часть насилия, которое мы видим, — просто результат неуверенности в своей безопасности. Люди боятся друг друга и поэтому предрасположены к агрессии. Но если убрать источник нестабильности, то исчезнет мотивация большей части насилия. Таким образом, налаживание порядка не требует усиленного подавления нашей инстинктивной природы, нужна лишь воля, чтобы увязать индивидуальные устремления с общим благом. Поскольку эта проблема поверхностная, зависящая от структуры социальных взаимодействий, ее решение также может быть поверхностным. Нам не нужно изменять сознание людей для того, чтобы исправить ситуацию; все, что необходимо, это перенаправить их побудительные мотивы. Другими словами, и проблема, и ее решение возникают на чисто институциональном уровне. Цивилизация, в сущности, представляет собой техническое исправление проблем социальных взаимодействий, она не требует какой-либо глубокой трансформации человеческой природы. Таким образом, Фрейд очень сильно переоценивает объем того, от чего мы должны отказаться, чтобы войти в общество, а также, стало быть, переоценивает и количество репрессий, требуемое для цивилизации.
* * *
Чтобы увидеть разницу между анализами природного первобытного состояния Гоббса и Фрейда, рассмотрим совершенно конкретный пример гонки вооружений. Как всем известно, насилие имеет свойство возрастать, если ему не противодействовать. Военным приготовлениям свойственна такая же тенденция. При наращивании вооружений основная цель состоит в том, чтобы обзавестись более крупным и более разрушительным арсеналом, чем противник. Когда две страны боятся друг друга, желание иметь больше оружия порождает проблему коллективных действий. Преимущество, обретенное одной страной, лишь побуждает другую удвоить усилия. Вскоре приоритет одной страны исчезает, и ему на смену приходит паритет, при котором все начинается сначала, разве что уровень военных расходов увеличивается. Кроме того, поскольку огромные затраты на вооружение порождают стимул к его использованию, такие арсеналы снижают общий уровень безопасности.
Поставим себя на место государственного деятеля, стоящего перед выбором между высоким и низким уровнями затрат на вооружение. Возможные итоги перечислены в порядке предпочтительности:
1. Вы выбираете высокий уровень, ваш соперник — низкий. Степень безопасности: высокая.
2. Вы выбираете низкий уровень, ваш соперник тоже. Степень безопасности: средняя.
3. Вы выбираете высокий уровень, ваш соперник тоже. Степень безопасности: низкая.
4. Вы выбираете низкий уровень, ваш соперник — высокий. Степень безопасности: самая низкая.
Как и в случае с дилеммой арестанта, вы имеете выбор между вариантами 1 и 2 или между 3 и 4. Вы выберете высокий уровень военных затрат, как и ваш соперник, и в результате вы получаете вариант 3. Другими словами, вы тратите много денег и тем не менее имеете низкую общую степень безопасности.
Но это лишь начало проблемы. Предположим, что вы выбираете высокий уровень военных затрат и что ваш соперник почему-то не успевает угнаться за вами. Это означает, что короткое время вы будете радоваться высокой степени безопасности (итог 1). Однако как только затраты вашего соперника вырастут, вы начнете испытывать снижение относительной степени безопасности.
На этом этапе, вместо того чтобы смириться с неизбежностью (итог 3), у вас появляется соблазн ужесточить соперничество, сделав выбор в пользу еще больших затрат. Это превращает проблему коллективных действий в так называемую гонку на выживаемость. Неудовлетворительный результат, связанный с проблемой коллективных действий, побуждает соперников удвоить усилия, обостряя ту проблему, которую они надеются решить (это все равно что включить погромче собственную стереосистему, чтобы не слышать музыки из соседской квартиры). Итог получается настолько скверным, что обе стороны увязают в конфликте — они не могут выйти из него, потому что ставки слишком высоки.
