Минута прошла в тягучем молчании, а, когда Чапай делал последнюю затяжку, из здания донеслось:
– Не стреляйте. Мы выходим.
Первой из дверей главного подъезда вышла Мария Бочкарёва, зло зыркнувшая на солдат, окруживших здание.
Чапаев, видевший сию одиозную фигуру в ее первый и последний приход в дивизию, но хорошо запомнивший тетку, чуть не убившую доктора Александру, ухмыльнулся:
– О! Кого я вижу. Подпоручик Бочкарёва собственной персоной! – Он выбросил окурок и подошёл поближе. – Чего это вам с матросиками постреляться вздумалось?
– Приказ Временного правительства и командира Петроградского гарнизона полковника Половцева об охране Главпочтамта и других важных объектов, – хмуро ответила командир Женского батальона смерти. Она пока еще не понимала, как ей обращаться с неизвестным офицером, но видела, что это совсем не анархисты и не рабочие дружины. Подразделение действовало быстро, чётко и, судя по всему, было из фронтовых частей.
– Так нет уже никакого Временного правительства, – сообщил Чапаев. – Все уже или в крепости, или по дороге в крепость.
– И кто же сейчас командует? – Бочкарёва усмехнулась и окончательно стала похожа на здоровенного мужичка.
– Революционный комитет во главе с товарищем Лениным. Кстати, назначенным последним указом царя главой правительства.
Чапай повернул голову, наблюдая, как из здания выходят женщины в шинелях, а мимо них вносят пулемёты и патронные ящики.
– Куда пушку тащишь! Сюда разворачивай!
– А нам куда? – спросила Мария уже почти без эмоций.
– А куда хотите, – Чапаев снова достал портсигар и, раскрыв, предложил угоститься Бочкарёвой. – Можете по домам, если хотите – подбросим до атамана, а уж он вам место определит. Только, это… госпожа подпоручик. Дисциплина у нас жесткая. Командир сказал бежать – бежишь. Сказал стоять – стоишь, а прикажет прыгать, так и прыгать будем.
– А коли прикажет подол на голову завернуть? – спросила подошедшая девица с погонами унтера.
– На моей памяти такого не было… – ответил Чапаев и вдруг рявкнул: – Почему не приветствуем, унтер?! Ложись!
От неожиданности девица мгновенно упала на грязную мостовую:
– Тридцать раз согнуть и разогнуть руки! Климкин, ко мне!
Подошел кряжистый старший унтер-офицер, козырнул:
– Товарищ прапорщик?!
– Проконтролируй, чтобы упражнение выполняла как следует! А мне – недосуг…
Последним оплотом Временного правительства стал Зимний дворец. Попытка захватить его с ходу не удалась: юнкера и рота ударниц поставили прямо за аркой Генштаба пулеметы, и рванувшиеся в атаку штурмовики оказались под огнем с тыла. Потеряв в этой атаке сорок три человека убитыми, Анненков послал вестового связаться со Львовым, который по его расчетам уже должен был захватить «Аврору».
– …Послушайте, ваше превосходительство, это невозможно! – кипятился командир крейсера Никольский
[165]. – Фарватер Невы мне лично неизвестен. Сядем на мель, и что будете делать?
– Расстреляю вас, господин капитан первого ранга, – спокойно ответил Львов. – Потом назначу нового командира, и поведет корабль уже он. Я ответил на ваш вопрос?
Никольский молча взглянул на покрытого шрамами генерала-георгиевца, потом кивнул головой:
– Я надеюсь, вы понимаете, что скорость при постоянных промерах глубины будет крайне невысока?
– Ну, два-три узла дадите? – В свою очередь спросил Глеб и, получив утвердительный ответ, удовлетворенно наклонил голову. – Вот, а большего нам и не нужно. Теперь так: из команды выбирайте самых надежных. Довезете нас до Зимнего, а там – сходни на берег! Потом уже мы сами все сделаем…
К четверти десятого вечера «Аврора» доползла до Зимнего. На палубе уже стояли в полной боевой готовности две роты штурмовиков. Моряки застыли, готовясь выбросить длинные сходни…
– Все готово, ваше превосходительство, – доложил Никольский.
Львов посмотрел на наручные часы, затем отрицательно покачал головой:
– Не все готово, Михаил Ильич, не все. Кстати, обращайтесь ко мне по имени-отчеству, о’кей?
– Что, простите? – растерялся тот.
– Ничего, проехали… – И с этими словами он вышел на палубу.
Штурмовики буквально ели его глазами. Львов поднял руку:
– Ребята, готовимся. Сейчас я снарядом сковырну часть забора, а потом работаем. Все как обычно… – и он снова посмотрел на часы.
В 21:35 баковое орудие повернулось и хобот пушки начал опускаться. Глеб отогнал в сторону комендора, заявив ошарашенному Огневу
[166]: «Ты уже пострелял, дай другим попробовать!» Он тщательно прицелился, положил руку на рычаг и снова посмотрел на часы:
– Пять, четыре, три, два, один… ОГОНЬ!
Громыхнуло орудие, тяжелый снаряд снес целую секцию чугунной ограды. Упали на берег сходни, с ревом метнулись вперед штурмовики.
– Ровно двадцать один сорок, – констатировал Львов удовлетворенно, перехватил поудобнее ППШ и бросился следом за своими бойцами.
Сопротивление в Зимнем подавили мгновенно. В зал, где сидели члены Временного правительства, вошел Львов, оглядел одуревших от ужаса министров и сообщил спокойно:
– Вы, дядюшка, вот вы, еще вы и вы… Вау! Борис Викторович! Какая встреча! Вы – в обязательном порядке. Встали и шагом марш за мной.
Он развернулся и, не оглядываясь, зашагал вниз, а за его спиной раздался короткий шум бесплодной борьбы, после чего штурмовики поволокли названных следом за командиром.
Через десять минут все они стояли на набережной. Львов повернулся к поручику Зоричу:
– Этих расстрелять. И я прошу вас, Иван Николаевич, проконтролировать лично…
Сухо треснули автоматы, а потом раздались пять пистолетных выстрелов. Зорич проконтролировал лично…
Город постепенно перешёл под полный контроль георгиевцев. Захваченный Арсенал любезно поделился винтовками и пулемётами. Спешно организуемые рабочие отряды вооружали и, придав на каждый десяток рабочих солдата-ветерана, организовывали в отряды, которые брали под контроль отделения почты, телеграф, телефон, мосты и банки. Порядок в городе вместо полиции, разоруженной Временным правительством, поддерживали патрули рабочей гвардии и летучие отряды георгиевцев.
Штаб восстания переехал в Аничков дворец, как наиболее отвечавший задачам организации охраны и проживания всех революционеров. И оттуда по всему городу и стране растекались приказы Военно-Революционного комитета.
