И какая нам забота,
Что в смешных стихах
Ктой-то целовал кого-то
Ночью в лопухах!
Текст опять показался мне безумно знакомым, вроде это на мотив Роберта Бёрнса. Но ведь Митьку за руку ловить – безнадёжное дело, всё равно выкрутится, опять скажет, что это у них, деревенских, все всё воруют.
– Младший сотрудник Лобов, приказываю достать карту! – Мне пришлось повысить голос.
– Чёй-то? А-а, ща, будет исполнено, рад служить родному отделению. – Он быстренько махнул с нагретого места, бросился к сундуку, откинул тяжёлую крышку и едва ли не с головой нырнул внутрь. – Ох и бардак-то какой! Сам чёрт ногу сломит, а то и две. Ну да мы к трудностям привыкши…
Мгновением позже в избушке началась ковровая бомбардировка!
Первым пострадал ни в чём не повинный дьяк, строчивший за печкой очередной донос на нашу опергруппу, – ему прилетело по голове парой свалявшихся до состояния древесины валенок! Филимон Митрофанович свёл глазки к переносице, перекрестился и хлопнулся на бок.
– Упс, – сказали мы с бабкой, клубком кидаясь в разные стороны.
Там, где мы только что стояли, рухнул свёрнутый в рулон тяжёлый персидский ковёр. Попал бы – убил бы на месте! Никаких травм, никаких ранений, сразу два трупа…
Следом пошла яростная канонада самых неожиданных вещей, как то, к примеру: тульский самовар (ещё один!), плотницкий рубанок, старинная прялка с колесом, жостовский поднос, шесть пар женской обуви, лапти, ещё раз лапти, почему-то мужские, расписанная под хохлому табуреточка, сложенная вчетверо холщовая скатерть, связка деревянных ложек, топор без топорища, медная миска для варки варенья, ещё одна прялка, но уже без колеса, большая немецкая пивная кружка с крышечкой, двадцать пять (или двадцать восемь, я сбился со счёта) мотков шерстяной пряжи, утюг!
Нет, не «Тефаль», а нормальный такой утюг, дореволюционный, чугунный, в него ещё угли засыпают. Вес килограммов пять-шесть, на печке аж трещина образовалась.
Короче, когда мы с Ягой по-пластунски обошли Митю с флангов и бросились ему на спину, он как раз победно вскинул руку вверх с зажатой в кулаке картой.
После двух воспитательных подзатыльников наш старательный младший сотрудник наводил порядок в избушке и прикладывал компресс холодной сковородой к голове несчастного дьяка.
Мы же с бабкой чинно уселись за стол, развернув старую карту Европы и русских земель. Разумеется, она существенно отличалась от всех известных мне картографических правил. Я попробую пояснить…
Вот, например, границы государств изображались весьма условным пунктиром, общие площади территорий, расстояния, леса, горы и реки были совершенно левые и рисовались от фонаря. Однако сами названия столиц и крупных городов звучали так же или очень похоже – Берлин, Варшава, Кряков, Праха, Опльзень, Мюнхен и так далее. Потому выверять и строить маршрут нам пришлось очень гипотетически, проще сказать – на глазок.
Бабкиной карте было лет пятьдесят как минимум, а то и все сто. Дороги изменялись, леса вырубались, города росли, деревни появлялись или исчезали, то есть после недолгих споров самым разумным было решение доверить выбор пути всё той же бабкиной избушке. Благо навигатор у неё явно спутниковый, а техническое управление самое простое – голосовое. Избушка, не задумываясь, взяла курс на Берлин, а далее на городок Фрайбург, что на границе того самого Шварцвальдского леса.
Ну и ладно, тут ей видней. А вот что мы будем делать, если никакого принца там нет? Идём ведь практически наугад, по непроверенным слухам и совершенно левым показаниям крайне неблагонадёжных свидетелей. Это не расследование, это тараканий квест какой-то…
Пока Яга щепетильно контролировала Митину уборку, я вышел на крыльцо подышать свежим воздухом. Иногда полезно вот так отойти от дел в сторонку, проветрить голову, отпустить ситуацию, а потом попробовать взглянуть на проблему со стороны.
Я имею в виду банальное переключение внимания на что-нибудь другое, кроме нашей странной беготни за давно умершим принцем. Который, само собой, не может быть жив за столько-то лет, но не факт, что мёртв, если верить экспертизе, проведённой нашей старейшей сотрудницей.
Щурясь под лучами заходящего солнца, я расслабился, снял фуражку, вытянул ноги, с удовольствием подставив лицо встречному ветру. Тёплому и освежающему одновременно. Голова казалась восхитительно пустой. Связных мыслей не было.
Пока кто-то не вышел из дверей и кряхтя не присел рядом.
– Об чём задумался, аспид участковый, морда фараонская, ищейка легавая?
– Филимон Митрофанович, я же и пятнадцать суток влепить могу за оскорбление органов.
– Так ить то на святой Руси, а не в землях басурманских. Нет тут твоей власти.
– В каждой стране свои законы, это верно, – не поворачивая головы, согласился я. – Но напоминаю вам, что избушка является суверенной собственностью Бабы-яги, а значит, в ней действуют законы Российской Федерации… тьфу, Российской империи… тьфу ещё раз! В общем, наши, русские, лукошкинские, от царя Гороха. Вас расстрелять?
– Да понял, понял, чё грозить-то, – хмыкнул дьяк без малейшего страха в голосе. – Шучу я. За шутки у нас не сажают. В тюрьму уж точно, хотя на кол запросто.
Я молча отвернулся, поскольку ещё не дошёл до уровня задушевных разговоров с этим двуличным лицемером и скандалистом. Навязали же его нам на шею, он сел и ножки свесил.
– Молчишь, сыскной воевода? Ну молчи, молчи, чё те ещё сказать-то? Ибо ныне ты, грешник, побивахом волею Божией по всем фронтам со своим законом, аки Голиаф камнями Давидовыми! Труба иерихонская всему твоему расследованию, и вот уж скоро сидеть Яге-бесстыднице в казематах немецких на хлебе и воде, покуда смертушка над ней не смилостивится, – выразительно пропел гражданин Груздев. – А принца вам не сыскать! Уж ежели он стока лет, аки конь лихой, по землям и весям рыскает, аки орёл небесный, под небесами парит, аки зверь лесной, след свой заметает…
Дверь вновь открылась, могучая Митькина рука сгребла гражданина Груздева за воротник старой рясы и увлекла в дом. Мысленно поблагодарив своего напарника, я попробовал снова уйти в нирвану, но ничего не вышло. Какая-то плохо различимая мысль билась где-то в области виска, раздражая и тревожа, словно зудящий комар над ухом.
А ведь как было приятно хоть чуточку отрешиться от всего этого, забыться, и если бы не дьяк со своей дурацкой болтовнёй про…
– Бабуля! – крикнул я, врываясь в избушку. – Мы меняем маршрут. Он не пойдёт на Берлин, он всё время ходит лесом! Вы встретили его, когда жили в лесу, Брестскую крепость окружают леса, чёртов трактир расположен в лесу, Фрайбург стоит у леса, и принц Йохан предпочитает именно лес всем столбовым дорогам!
– С чегой-то? – на всякий случай состорожничала Яга, и я слегка сдулся.
– Не знаю. Возможно, ему есть что скрывать от пограничников, полиции или военных. А быть может, речь идёт о банальном шпионаже. Шварцвальд, как я понимаю, очень большой лес, там можно хоть целую армию спрятать. А потом блицкригом через Чехию, Польшу, Белоруссию, прямо на Лукошкино!
