– Но разве другие крестьяне не ловили рыбу в этом озере? – обратилась она к Полу. – Почему же заболели только мама, госпожа Ма и госпожа Чжо?
– Вы уверены? – Пол в недоумении выкатил на нее глаза. – Вы уверены, что нет других подобных случаев, которые врачи в Иу диагностировали как инсульт или болезнь Паркинсона?
– Нет, конечно не уверена, – призналась Инь.
– Все это надо срочно выяснить.
– Да что вы хотите выяснить? – почти закричал Сяо Ху.
– Есть ли другие жертвы, – объяснил Пол.
– Зачем?
– Вы действительно такой циник или притворяетесь? – Пол Лейбовиц презрительно скривил рот.
– Я не циник, – возразил Сяо Ху. – Я прагматик. Это большая разница. В Китае, во всяком случае.
– Господин Лейбовиц, – вмешался Вайденфеллер, до сих пор молча следивший за разговором, – как часто вы бывали в Китае? – (Пол закатил глаза.) – Полагаю, вы здесь не в первый раз. Инь‑Инь рассказывала, что вы превосходно говорите по‑кантонски. Ваш мандаринский, насколько я могу судить по этой беседе, безупречен. Вы должны понимать, что законы, на которых испокон веков стоит западное общество, здесь не действуют. Вы же не хотите на полном серьезе развязать международный экологический скандал?
– Нет. Я всего лишь хочу знать, от чего пострадала У Минь Фан. Что, если она стала жертвой преступления? Вам это не интересно?
– Нет, – пожал плечами Вайденфеллер. – Если это ничего не изменит в ее судьбе.
– Нет, – в тон ему повторил Сяо Ху.
– Что это даст нашей маме? – шепотом спросила Инь‑Инь.
Пол свернул салфетку, положил ее рядом с тарелкой и поднялся:
– В таком случае больше нам разговаривать не о чем. Приятного вечера.
Он невозмутимо задвинул стул и развернулся, спиной почувствовав нависшее тягостное молчание, которое на этот раз не решался нарушить даже Вайденфеллер. Инь‑Инь откинулась на спинку стула и прикрыла глаза. Сяо Ху пригубил пива, положил себе риса и карри и принялся за еду.
– Что, если он прав? – робко спросила его сестра.
– Маме это не поможет, ты же слышала, – ответил ей Сяо Ху с набитым ртом.
– А другим? Мы должны по крайней мере предупредить остальных жителей деревни.
Сяо Ху молча продолжал есть.
– Они тоже ловят рыбу в этом озере? – спросил Вайденфеллер.
Инь‑Инь пожала плечами:
– Без понятия. – Она потыкала палочкой салат с рисовой лапшой и отставила его в сторону, не попробовав. – Но если он говорит правду, разве не должен «Саньлитунь» выплатить маме и папе компенсацию за причиненный ущерб?
Сяо Ху поднял голову от миски, продолжая жевать куриный хрящ, и серьезно посмотрел на сестру:
– Выбрось это из головы. – И выплюнул кость на тарелку.
– Но почему?
– Ты знаешь, что такое «Саньлитунь», сестренка?
– Химический комбинат.
– Один из десяти крупнейших концернов в Китае, насколько мне известно. Ты представляешь, что это в масштабах провинции Чжэцзян! Дома можем погуглить, что за люди сидят у них в правлении и какие связи имеют в Пекине. Не тебе с ними тягаться.
– Но…
– Милая сестренка, – ласково‑снисходительно продолжил Сяо Ху, – я пять лет изучал юриспруденцию и точно могу тебе сказать, что произойдет, если мы попытаемся добиться от них возмещения. Начнем с того, что мы не найдем в Иу адвоката, который решится за это взяться.
– А в Шанхае? – неуверенно спросила Инь‑Инь.
– Не думаю. Но даже если такой сумасшедший и отыщется, ни один суд в этой провинции не примет нашего иска. Нас вообще не станут слушать.
– А что, если все‑таки станут? – настаивала сестра.
– Даже если, вопреки логике и здравому смыслу, какой‑нибудь судья и возьмет на себя такую смелость, у нас нет ни малейшего шанса выиграть этот процесс. У нас будет один адвокат, пойми, а в «Саньлитуне» их целый правовой отдел… Нам все придется доказывать. И то, что эта отрава попала в озеро именно из комбината, и то, что именно она причинила вред здоровью мамы… Доказывать, понимаешь? Не думать, не предполагать и не воображать. Но если у нас и это получится, в чем я очень сомневаюсь, можешь представить себе, во что нам это обойдется… Даже если все цифры, факты, результаты обследований и свидетельские показания будут в нашу пользу, мы их не победим. Потому что за ними правительство, провинциальные власти, Пекин… а за нами что? – Сяо Ху заглянул сестре в глаза, чтобы придать своим словам больше убедительности. – Никого… никого, ты слышишь, сестренка? Подумай об этом…
Он отодвинул пустую тарелку на середину стола, схватил зубочистку и принялся выковыривать из зубов остатки мяса.
– Но папа тоже может съездить в Пекин и подать жалобу, – неуверенно предложила Инь‑Инь.
– А мы будем потом возить ему передачи в исправительно‑трудовой лагерь… – подхватил Сяо Ху. – Отличная идея! – Он затряс головой. – Послушай, оставим это. Давай лучше подумаем, как организовать уход за мамой. Папа явно не справляется.
* * *
Они молча поднялись по Феньян Лу, потом свернули на Дунху Лу, которая вывела их к Чанлэ Лу. В этих кварталах машин на улицах почти не было. Люди сидели во дворах и возле домов и наслаждались вечерней прохладой. Сяо Ху обратил внимание на двух стариков, которые играли в шахматы за шатким бамбуковым столиком. Рядом седовласая женщина в пижаме обмахивалась веером. Сяо Ху невольно вздрогнул под ее пристальным взглядом. Кто знает, не работала ли эта женщина в прошлом на правительство? Что, если она вот так же шпионила за всем кварталом?
На следующем перекрестке мужчина с перепачканными машинным маслом руками латал велосипедную камеру. Рядом стоял ящик с инструментами и ведро воды. На Чанлэ Лу они распрощались. Вайденфеллер взял такси, Инь‑Инь одна побрела домой.
Сяо Ху смотрел, как ее фигура исчезала между платанами. Он боялся за сестру, которую очень изменила болезнь матери. За последние недели Инь‑Инь сильно побледнела, похудела и совсем перестала смеяться. В их отношениях с Вайденфеллером появилось напряжение, которое Сяо Ху чувствовал все больше с каждой их встречей. А теперь еще этот Лейбовиц. Его речь сильно задела Инь‑Инь. Сяо Ху заметил, как дергались ее губы, как слабел голос. Он слишком хорошо знал сестру, чтобы ошибиться. Его же аргументы не вполне ее убедили. Сяо Ху понял это по тому, как сестра с ним распрощалась – резко, почти грубо. Это его огорчило, он ведь не хотел ее сердить. Он подумал было позвонить Инь‑Инь завтра утром, извиниться и объяснить, что между близкими людьми бывает всякое. Даже если слова брата и показались ей циничными, она должна понять, что он переживает не меньше ее. И полностью разделяет ее чувства к «Саньлитуню», если только причина действительно в нем. Преступники должны быть наказаны, это так. И будь они в Америке, адвокаты давно выстроились бы в очередь со своими предложениями. И не только к ним. Если Лейбовиц прав, пострадавших должно быть гораздо больше. Ущерб же в этом случае исчисляется миллионами. Но это в Америке, не в Китае. Здесь они с Инь‑Инь ничего не смогут изменить, как бы ни возмущались. Здесь это напрасная трата сил и времени. И тому и другому можно найти в Шанхае куда лучшее применение, это сестра тоже должна понимать.
