Захожу в полупустой вагон. Стоит ей обернуться, и она меня увидит. Присаживаюсь возле пожилой женщины с развернутой газетой в руках. Надеюсь, газета меня хоть как‑то прикроет. В вагоне стоит сверхъестественная тишина, на ее фоне мой кашель выдает меня с головой. Шпион я паршивый.
Нора вытаскивает из кармана сотовый телефон и глядит на экран. Что‑то листает, вздыхает и снова листает. Едем еще десять минут, она встает, идет на выход, я следом. Мы пересаживаемся на другую ветку и через сорок пять минут оказываемся на Грант‑Централ‑терминал. Понятия не имею, куда направляется эта женщина и почему я иду за ней.
Садимся на поезд Метро‑Норт, затем перегон в полчаса и попадаем на станцию «Скарсдейл». Не представляю, где находится этот самый Скарсдейл, и что мы здесь забыли. Нора останавливается возле лавки и расстегивает рабочую блузу. На ней черная майка из какого‑то сетчатого материала, из‑под которой просвечивает лифчик. Нора запихивает блузку в сумку, застегивает, я все это вижу, упорно стараясь не пялиться на ее аппетитные формы.
Она вынимает из уха пуговку наушника, вытаскивает из сумочки телефон, и я прячусь за щитом с рекламой какой‑то страховой компании.
– Я на месте. Жду водителя на улице, возле выхода. Как он поужинал? Все доел? – спрашивает она неведомого собеседника.
Дает отбой, сует телефон в карман и оборачивается в сторону моего укрытия. Я пригибаюсь ниже.
И что делать? Кто там ей присылает водителя?
Не успеваю порадоваться надежному укрытию, как слышу:
– Лэндон, у тебя ноги торчат.
Глава 7
Выглядываю из‑за рекламы и вижу Нору, которая направляется в мою сторону. Темные волосы отбрасывают тень на лицо. С парковки льется флюоресцирующий свет, придавая ей истинно злодейский вид. Обтягивающие черные джинсы, порванные на колене, черный лифчик под сетчатой майкой. А пекарям вообще разрешается носить джинсы с дырками во время готовки? И почему я об этом сейчас думаю?
Я замер, точно жертва. Должен признаться, ненавижу я здешнее метро. Указатели путаные, приходится вечно тесниться, как сельдям в бочке. Терпеть не могу этот подземный плен, но когда выезжаем наружу, меня и вовсе укачивает.
И как мне вернуться домой, если я путаюсь в чертовых схемах?
Где он находится, этот богом забытый Скарсдейл?
Нора остановилась и ждет, когда я вылезу из‑за своего укрытия.
– Ты и вправду решил, что я тебя не замечаю? Ты плетешься за мной от самого ресторана. – Вскинув бровь, она воззрилась на меня.
Я бы не удивился, если бы за спиной у нее оказалась плетка или меч, с таким боевым видом она обозревала окрестности. Это уже отнюдь не очаровательная скромница. Кто знает, на что она способна посреди ночи. Сплошные загадки. Я будто бы угодил в кино. Нора сверкает на меня своими черными глазами, которые в обычной обстановке каре‑зеленые.
Рядом со мной она замирает и вытаскивает из заднего кармана – что бы вы думали! – никакой не меч, а весьма прозаичный сотовый. Смотрит на экран и сует телефон обратно.
– Я два раза ходила на курсы самообороны и заметила тебя еще на повороте на Ностранд. Ждала, пока ты со мной поравняешься. – Она умолкает, полные губы кривятся в улыбке. – Но ты так и не подошел, а просто брел следом. Так что ты хочешь?
Она легонько касается моей руки.
Тут что‑то одно из двух: или она считает меня дураком, или сама чуток сбрендила.
Потирая шею, я раздумываю, как бы себя обелить.
– Ну, – нервозно откашливаюсь. – Э‑э, я хотел поговорить с тобой после смены.
– Так почему не окликнул? Зачем шел следом?
– Сам не знаю.
Улыбается.
– Да знаешь все ты прекрасно, просто боишься признаться. Скажи, почему ты за мной увязался. У меня нюх на вранье. – Глядит мне прямо в глаза. – Ну, давай я еще раз спрошу. Почему ты полтора часа за мной плелся от самого Бруклина в Скарсдейл?
Особенно не задумываясь, я вдруг выпаливаю:
– Я хотел с тобой раньше поговорить, когда был у тебя на работе… А ты ведь знала, что я пришел, но даже не вышла хотя бы поздороваться. Не приходишь, не звонишь. Уже неделю.
– У меня нет твоего телефона.
Она нервно облизнула губы, и мне вспомнилось, какая она на вкус. Ее ладони на моих плечах, ее язык нежно касается моего… Хорошо, что она не умеет читать мысли.
– Ты послала мне эсэмэс в тот день, когда мы ходили гулять.
– Ах да, я забыла.
Размышляет. Уверенным жестом заправляет за ухо прядь волос.
– Ясно. Так о чем ты хотел говорить? – Нора стоит, облокотившись о стену, и подпирает ее ногой. Устраивается поудобнее, прежде чем вызвать меня на прямой разговор. Жутковато.
О чем я хотел говорить? Хотел проведать ее? Скучал? Эта женщина распознает любую ложь, если верить ее словам.
Невнятное «я соскучился» сорвалось с языка. Ее хребет сам собой сровнялся со стеной.
– Где мы? – спрашиваю в наступившем молчании.
Прежде чем ответить, Нора напрягается и смотрит куда‑то мне за спину.
Оборачиваюсь и вижу: к нам подходит какой‑то чувила в костюме.
– Мисс Кроуфорд, – обращается он к ней. Просто громила. Великан и тяжеловес.
Ну, может, и не гигант, но на фоне Норы кажется горой.
– Чейз, – приветствует она его с улыбкой. Странная такая улыбочка. Деланая. – Я сейчас подойду. Надо попрощаться с товарищем. Он помог мне доехать из Бруклина. Очень отзывчивый, очень. – Ее глаза метнулись от громилы ко мне.
Все происходящее для меня – полная тайна.
Сделав мне ручкой, Нора следует за гигантом. Как видно, он и есть тот самый водитель, о котором она говорила по телефону.
– И все? Я проделал такой путь, а мы так и не поговорим? – Вскинув руки, я беспомощно смотрю Норе вслед. Она даже не обернулась.
– Я это очень ценю! – кричит.
Когда она скрылась за углом, я застонал от досады.
Какого черта было сюда тащиться? Скоро полночь. А мне еще ехать до Бруклина. Надо было за ней пойти, а не стоять здесь как пень, пока она удаляется со своим дружком‑телохранителем.
И что это за мордоворот? Зачем эти переодевания? Еще и волосы распустила.
Какой‑то левый любовник?
Она – стриптизерша?
Сектантка?
У нее расщепление личности?
Да кто ж ее разберет.
В свой район я добрался лишь через пару часов. Входная дверь заперта. Ключи я отдал Хардину, когда тот поехал один на квартиру. Надеюсь, он мне отопрет. Сначала я тихонечко стучусь, потом начинаю бить, колотить, и наконец Хардин показывается в дверях. Весь спросонья и без рубашки.
