Что‑то мне уже страшно. Она мастерица придумывать, почему мы не можем быть вместе, а мне сейчас больше всего хочется обхватить ее за талию и прижать к себе, позабыв о плохом и хорошем.
– Что это на тебе? – Ее блузка меня завораживает.
Нора слегка растеряна. Оглядела себя с ног до головы и спрашивает:
– Ты про одежду?
Думай, что говоришь, болван. Пытаясь как‑то выкрутиться из неловкой ситуации, я беру ее за руку и притягиваю к себе. Нора не противится.
– Я скучал, пока тебя не было, – говорю я сквозь поцелуй. Она такая теплая, как летняя ночь в Мичигане. Все вокруг разморенное, влажное, и во дворе мерцают светлячки. Бывало, наловлю светлячков, посажу в банку, любуюсь, а потом выпускаю. Нора такая же, как светлячок, удивительная и яркая, и не терпит неволи.
Она прикладывает ладонь к моему животу и спускается ниже, задирая футболку. Скользит ноготками по коже, и мне вспоминается наш первый раз. Тогда она тоже вела пальцем по животу, и мне следовало схватить ее за волосы и впиться поцелуем, попробовать губы на вкус. Я не знал и не сделал того, что умею сейчас.
Ее рука опускается ниже, ниже, легонько проводит по возбужденному члену. Нора управляет моим телом на уровне интуиции. Ее язык нервно подрагивает на моем, словно поддразнивая, и я, взявшись за край шелковой блузы, задираю ее наверх, обнажая грудь.
Нора берет в руку мой член, и знакомое томление охватывает низ живота. Я постанываю, она жмет сильнее. Крепко держит, на уровне боли, но все перекрывается удовольствием. Я опускаю руку к ширинке, расстегиваюсь, и Нора свободной рукой помогает стянуть с меня брюки.
– Мы одни? – спрашивает она грудным голосом.
С моих губ срывается смешок. Я опускаю взгляд на свои спущенные штаны.
– Не поздновато ли спохватилась?
Закусив губу, Нора смеется и опускается на колени. Уверенным движением стягивает с меня боксеры, и мне завидно, насколько естественно она обходится со своей сексуальностью. Она меня раздевает, и даже руки не дрожат. У нее не подергиваются губы, когда я провожу по ним языком. Я же, напротив, весь нервный, ладони трясутся, постанываю… Я совершенно неспособен излучать сексуальность.
Может, кем‑нибудь притвориться? Героем‑любовником из романа. Он слово скажет – и девушка готова выпрыгнуть из трусов. Впрочем, невероятно сложно сосредоточиться на собственном облике, когда тебя затягивает хоровод ощущений.
Я опускаю взгляд на прекрасную и загадочную девушку и сдерживаюсь из последних сил. Это трудно, скажу я вам, когда перед тобой такие красные губы и такие голодные глаза. Нора влажно целует меня в самый кончик, и я, постанывая, хватаюсь за дверной косяк, чтобы не рухнуть.
– М‑м, – она снова целует, – ты такой вкусный.
Волна острого удовольствия пронзает меня от паха до груди.
– Нора, – шепчу ее имя, и оно растворяется на языке, словно сахарная вата.
Алые губы расходятся, и она принимает меня в свой рот. Она так прекрасна. Взгляд темных глаз навевает лишь одну мечту: насытить ее своим семенем. Однако надо держаться. Пожалуйста, пусть в этот раз будет подольше .
Я смотрю, как она меня пробует и смакует, и мне вспоминается ее божественный вкус, нежней самых нежных кленовых квадратиков, что пекла моя мама.
Хватит о маме! Хотя не помешает отвлечься, подумать о чем‑нибудь несексуальном, чтобы еще продержаться. Когда теплый язык Норы начинает шершаво ласкать самый кончик, я экстренно вспоминаю про учебу.
На следующей неделе – экзамен.
Работа! Завтра мне на работу.
Я отвожу взгляд, и Нора, вдруг отстранившись, спрашивает:
– Тебя что‑то тревожит?
– А? – рассеянно моргаю я. – Ничего.
Нора усаживается поудобнее и опускает руки на колени.
– Врун, – нежно говорит она. – Колись уже.
Я делаю глубокий вдох. Что прикажете ей отвечать? Прости, я пытался не кончить за пять секунд, как в прошлый раз .
– Наверное, просто задумался.
– О чем? – спрашивает она, склонив набок голову. Ее щеки тронул румянец… О нет! Я не хочу, чтобы она решила, будто мне не понравилось.
– Задумался? – переспрашивает она, потупив взгляд. Слегка подается назад – на полдюйма, не больше, но это расстояние – словно сквозная рана в моем сердце.
Склонившись к ней, я беру в ладони ее лицо и приподнимаю.
– Не о плохом, – заверяю я. – Я нервничал.
– Нервничал? Из‑за чего?
– Да так. – Я провожу пальцем по ее щеке, и она прикрывает трепещущие веки. – Я хотел показаться крутым чуваком, а не как в прошлый раз. В прошлый раз получилось по‑идиотски.
Нора подалась вперед, и моя рука соскользнула с ее щеки.
– По‑идиотски? Как это?
Меня бросило в жар. Жутко стыдно.
– Я так быстро кончил, и…
Нора встает, прерывая меня на полуслове.
– Больше никогда так себя не называй, – говорит она с хрипотцой и глядит на меня сердито. – Если ты идиот, то что тогда я делаю с идиотом? Ты оспариваешь мое представление о тебе. И кстати, тут нет ничего постыдного. Ты доставил мне удовольствие. К тому же приятно знать, что ты заводишь кого‑то настолько, что он не может сдержаться.
Меня охватывает невероятное облегчение, словно с плеч упал груз.
– Но это не сексуально.
Смерив меня суровым взглядом, Нора добавляет:
– Давай ты не будешь решать, что для меня сексуально, а что нет.
– Прости.
– И прекрати без конца извиняться. Тебе не в чем себя винить, Лэндон. Ты ничего плохого не сделал.
Если так поразмыслить, то я всю жизнь перед кем‑нибудь извиняюсь. Даже за то, в чем не виноват. Я тереблю в руках подол своей рубашки, пытаясь хотя бы отчасти прикрыть наготу.
– Если бы я не считала тебя сексуальным, то не стояла бы сейчас на полу на коленях. И нечего косить под свои представления о привлекательности. Тебе ведь сейчас хочется быть со мной?
Я киваю.
– Скажи словами, мне надо услышать.
Еще бы. «Слов не существует, пока их не скажешь».
– Да, да, больше всего на свете.
– Я поняла.
Нора опять опускается на пол.
Как бы привлекательно это ни выглядело, по‑моему, несправедливо, что она стоит передо мной на коленях.
Это я должен стоять перед ней, а не она.
Беру ее за руку и притягиваю к себе. Она поднимается в полном смятении.
– Пойдем в постель. Давай сделаем это в постели.
