Я подаюсь вперед, чтобы прижаться к ее губам, а она уклоняется и ловко выскальзывает из моих рук. Вернувшись к плите, оборачивается и подмигивает. Адская женщина. Хороша, чертовка.
Пока Нора говорит, я стараюсь ее не трогать, держу руки в узде. Она рассказывает о родителях и особняке в Лас‑Вегасе, о том, как все лето училась играть на пианино. Уроки музыки, личный бассейн и горячее солнце Невады. Райская жизнь.
Обминая капустные листья с оливковым маслом, Нора рассказывает про сестру и про то, как она смешно ее разыгрывала, и про одну зиму в Южной Калифорнии, которую и зимой‑то назвать нельзя. Рассказывает про пальмы и жуткие пробки на дорогах. В ту зиму она завела себе подругу по имени Педра; ее брат вскоре стал мужем Стейси, сестры Норы. Это тот самый врач, которого я нашел в интернете. Тот, с кучей дипломов и большой белозубой улыбкой. При воспоминании о той зиме у нее на лице появляется болезненное выражение, и мне вспоминается кукольный Кен с фотографии в профиле.
– У тебя был парень в Калифорнии?
– Типа того, – отвечает она, не глядя на меня.
Явно что‑то скрывает. Неспроста это, неспроста. Еще немного, и я с ума сойду.
– Ну и как он? – спрашиваю я, хотя сам понимаю, что она не станет распространяться.
Нора открывает духовку и ставит на решетку плоский противень с зелеными листьями. Забивает время на таймере и, наконец, поворачивается ко мне.
– Ты уверен, что хочешь вдаваться в подробности? Если мы это затронем, потом дать задний ход не получится, учти.
Хочу ли? А что мы такого «затронем»?
Конечно, я хочу знать о ней все, но как я поведу себя перед лицом правды? Может, лучше немного потянуть время? Ну что плохого в неведении? Не зря ведь говорят, что неведение – благо.
Нора стоит, сложив руки перед собой, и выжидающе на меня смотрит. Да, по‑моему, я готов еще немного протомиться в «благом неведении».
– Какое у тебя любимое блюдо? – В ее взгляде проступило нескрываемое облегчение, и по моей спине пробежал холодок – не чересчур ли она напряглась для рядовой ситуации?
Глава 20
Нора оказалась права. Капуста у нее бесподобная. Небо и земля в сравнении с мамиными пахучими рулетиками из детства. Она сняла листья с кочана, тонко их нашинковала и выложила на тарелку, с которой мы будем лакомиться. И все. Блюдо превзошло все мои ожидания. Нора уселась на кухонную столешницу и скармливала мне кусок за куском. Капуста была соленая, с чесночком, и, учитывая, что каждую порцию она припечатывала поцелуем в губы, я так всю сковороду и умял.
– Я ведь говорила, что получится вкусно. – Нора плеснула жидкого мыла на сковороду, взялась за посуду, и мне подумалось, что я должен хотя бы предложить помощь.
Наверное.
– Помочь тебе?
Нора оборачивается с удивлением, и ее губы расплываются в полуулыбке, словно я держу в руках беленького щеночка.
– Давай кое‑что проясним, – начинает она, облизнувшись, и я к ней подхожу. – Мало того, что ты ведешь себя как святой, у тебя божественная фигура и разум философа, так ты еще и с посудой помогаешь?
С каждым словом я раздуваюсь от гордости.
На губах Норы играет восторженная улыбка. Мне нравятся ее неприкрытые эмоции. Она не потонула в моей рубашке – та в обтяжку сидит на груди и бедрах. Теперь рубашка пропитается запахом Норы, больше не буду ее стирать. Ну, может, и постираю когда‑нибудь, но точно не сейчас. В последнее время у меня вообще мало скапливается белья.
Я стою позади нее, а она рассеянно моет посуду. Задумчиво трет губкой сковороду – о чем замечталась?.. Может, о том, какой я помощник? Неужели путь к ее сердцу совсем не тернист?..
Поразмыслив, я отвечаю:
– Так и есть, крохотуля. Я мою посуду.
Зажав пенную губку в своих длинных пальцах, Нора окунает ее в мыльную воду.
– Еще раз, что там про крохотулю ?
Она слегка запрокидывает голову, и взгляду предстает ее шея. Не знаю, умышленно она меня распаляет или так просто получается. По‑любому, я редкий счастливец.
– Я ведь старше тебя.
Я беззвучно смеюсь, и ее шея покрывается мурашками. Интересно, это на меня она так реагирует? Охренеть! По ходу, на меня. Обхватываю Нору за талию, она подается ко мне, целую ее под горлом, чуть выше изгиба.
– Зато я крупнее. – Еще один поцелуй. Мой язык скользит по теплой коже, и Нора стонет, изнемогая. Плавно переведя руки к ее бедрам, легонько сжимаю.
– Крупней? Да уж прям? – Она подается назад, прижимаясь ко мне ягодицами.
– А вот и да. – Положив ладони на ее грудь, нежно потираю и глажу. Нащупав под тонкой футболкой соски, чуть прижимаю их пальцами, и они моментально твердеют. Берусь за них и кручу, и каждый от прикосновения становится тверже. Нора уже стонет, прерывисто дышит и подвывает.
Посуда забыта, ее ладони застыли в воде. Я скольжу рукой по ее животу и останавливаюсь, не зная, стоит ли двигаться ниже. Она, словно угадав мои мысли, бросает на меня взгляд через плечо.
– Делай все что захочешь, как раньше, ты помнишь?
С ней не надо ничего изображать и волноваться о производимом впечатлении. Можно быть сильным или слабым, крутым или робким. С ней не приходится преодолевать мучительные сомнения, обдумывать каждый шаг и произнесенное слово. Я через все это вправе перешагнуть. Рядом с ней просто спокойно и не нужно слов. Такого я никогда не испытывал.
Повернув кран, Нора выключает воду, споласкивает руки.
– Чего тебе хочется? Скажи. – Двигая бедрами, она трется о меня задом. – Не бойся. Я хочу тебя. Ты мне нужен.
– Повернись, – рычу я, едва узнавая свой голос.
Нора без колебаний разворачивается лицом ко мне. На ее лице – непривычная робость. Она смущена, вся трепещет. Вновь обретенная скромность очень неожиданна и очень возбуждает.
– Сказать тебе, чего хочу? – Я как‑то еще умудряюсь внятно общаться, хотя голова давно идет кругом. Меня прямо трясет в предвкушении. Очень хочется к ней прикоснуться. Я пожираю ее глазами, не веря в собственную удачу. – Я хочу, чтобы ты села на этот стул.
Тянусь к ближайшему от меня стулу, уводя Нору от раковины. С ее пальцев капает вода, а у меня совсем взмокли штаны. Она усаживается на стул, сложив на коленях руки.
– Теперь встань, – инструктирую я.
Она повинуется, и я стягиваю с нее свои боксеры. Задираю рубашку ей на голову и как зачарованный смотрю на полные загорелые груди, на твердые напрягшиеся соски. Это тело можно лишь созерцать, ему можно лишь поклоняться.
– Садись, – приказываю я, опускаясь на пол.
Она садится, и я скольжу пальцами вверх по ее ногам до линии, где начинаются бедра. Нора охвачена дрожью, она глядит на меня, и каждый раз, когда наши взгляды встречаются, у нее перехватывает дыхание. Я нежно развожу в стороны ее бедра и, подавшись вперед, начинаю их целовать. Она запускает пальцы в мою шевелюру и массирует голову, пока я одариваю ее тело своим обожанием. Я дразню Нору пальцами, провожу вдоль щели, запускаю один вглубь и слежу за лицом. Она откидывает голову и закатывает глаза, ее губы размыкаются в экстазе.
