Мои воспоминания перемешиваются с реальностью. Только что я видел Дакоту из прошлого – убитую горем, рыдающую. Теперь она стоит руки в боки, с видом решительным и грозным. Совсем не похожа на убитую горем. Или это только фасад?..
Тесса ведь тоже не выглядит убитой горем, но она разваливается на части, разрывается по швам.
– Я весь день не могла до тебя дозвониться. – Дакота говорит тихо, с ощутимым надрывом. – Уже второй раз сюда прихожу, собиралась уйти. – Она смотрит в упор на Нору. – Мы же вроде решили, что ты сообщишь мне насчет Мичигана.
Мичиган! Совсем вылетело из головы!
– Как отец? – спрашиваю, беспомощно перебирая в уме варианты ответов.
– По‑прежнему. – Взгляд Дакоты метнулся под ноги. Такое чувство, что слова даются ей с трудом. – На звонки ты не отвечаешь. Выходит, не едешь. Мог бы просто сказать.
Опять обвиняет. Справедливо? Не пойму.
Бывает, надо судорожно найти какой‑то ответ, а черное и белое неразличимы, и тогда жалеешь, что нельзя обойтись полутонами. Сейчас как раз такой случай. Ведь я неплохой человек? Верный друг, сознательный гражданин. Подношу женщинам тяжелые сумки, а однажды даже отдал полицейским конверт с деньгами (там было двести долларов), который кто‑то потерял на улице. Я не из тех, кто получает удовольствие, когда другому больно.
Кстати, интересная мысль. Я столько лет осуждал парней, которые изменяют своим девчонкам и предают друзей, считал их какими‑то недоделанными, а сам разве лучше?..
Ведь я врал Дакоте прямо в глаза. Не думаю, что я когда‑нибудь признался бы ей в том, что переспал с другой. Мне удобнее верить, что это ее не касается. А собственно, почему не касается? Она прочно вошла в мою жизнь, она мне доверяет, но я собирался утаивать Нору?.. Мало того, что я скрывал Нору, прятал ее, точно маленький некрасивый секрет, так еще смел на нее дуться за то, что она не спешит делиться со мной своим прошлым. Ну не наглец?..
Я плохой, я негодный друг. Я превратился в манипулятора. Конечно, я не натравливаю друг на друга невинных детей. Я даже не знаю, кем будет Нора в этой истории – Питом или все‑таки Гейлом? Китнисс хотя бы борется за жизнь. А я просто мечусь в нерешительности меж двух женщин, которым небезразличен, и не знаю, что дальше делать. Складывается ощущение, что я забавляюсь. По доброй воле или нет – ничего не меняет. Зачем я весь день динамил Дакоту? У нее, между прочим, умирает отец! Ну почему я такой? Может быть, в отношениях всегда столько сложностей?
– Прости. Надо было взять трубку, когда ты звонила… – Начинаю оправдываться, поглядывая то на Нору, то на Дакоту. – Длинная выдалась ночка.
Я даже не сразу понял, как это двусмысленно. Проходит пара секунд, слова оседают в прохладном воздухе.
– Ну прости, что прервала твою длинную ночку . – Дакота обнажила зубы. – Я с утра улетаю. Меня встретит твоя тетушка Риз. Она подбросит меня до больницы.
Как услышал про тетю, сердце сжалось. Я очень соскучился. Благодаря ей у меня было хоть какое‑то подобие нормального детства. Вся моя любимая родня: она и дядя. Потом дядя умер, и осталась она.
– Прости, Дакота.
– Поезжай с ней, – неожиданно подает голос Нора.
Я оборачиваюсь. Мне, наверное, послышалось.
– Поезжай с ней, Лэндон, – повторяет Нора, а глаза у нее грустные‑грустные.
– Что? – спрашиваю еле слышно. Она стоит, скрестив руки на груди.
Неспешно кивнув, Нора тихо повторяет:
– Поезжай с Дакотой. Так будет честно.
Сбитый с толку, пытаюсь сообразить, что тут происходит.
– Нет, серьезно. Сопереживание не отнимет того, что сейчас между нами. Ты правильно сделаешь, если поедешь.
– Лэндон и сам может высказаться, – встревает Дакота. Ее голос – как натянутая струна, что тянется из глубокого детства.
– Для тебя же стараюсь. – Нора подается вперед, Дакота шагает ей навстречу. Не уверен, что дело кончится миром. У меня уже нет сил. Не хватало только кошачью драку разнимать.
– А ну прекратили, обе. – Встреваю между ними и развожу руки в стороны.
Дакота держится на расстоянии, но никак не уймется.
– Мэгги и с тобой пыталась связаться, – со злобным прищуром смотрит она на Нору.
– И что? – пожимает плечами та. – Я там больше не живу, и нам не о чем разговаривать.
Судя по всему, ответ Дакоте не нравится. Меж тем я кидаю взгляд на угловой магазинчик, чтобы проверить, как дела у Эллен. За прилавком ее не видно. Делаю шаг по направлению к магазину, и Нора хватает меня за рукав.
– Отпусти, – повышаю голос я, торопливо добавив «пожалуйста», которое она вряд ли расслышит.
Открываю дверь, вижу подростков у кассы. Сгрудились в кучу, галдят. Из тех, что помладше, двое перекидываются шоколадным батончиком. Меня не замечают. Лишь один бросил взгляд, но ему, видимо, глубоко по фене мое появление.
Оглядываюсь: снаружи Нора с Дакотой стоят рядом и разговаривают. Похоже, никто из них не кричит, уже хорошо.
– Сколько стоит? – спрашивает Эллен один из мальчишек. Для подростка у него неожиданно низкий голос.
Отработанными движениями Эллен сует в пакет небольшую пачку чипсов. Приняв у парнишки десятку, отсчитывает сдачу.
Тот смотрит на зажатую в кулаке пятерку и говорит:
– Я дал двадцать.
Он купил пакет чипсов и бутыль газировки.
– Ты дал десятку, – спокойно возражает Эллен. Склонила чуть набок голову – пытается сообразить, что к чему, проверяет себя.
– Ты дал ей десятку, – подаю голос я из‑за мальчишеских спин. – А теперь руки в ноги и проваливай.
Подростки медленно оборачиваются (хорошо, что у нас не компьютерная игра, потому что к этому моменту они у меня все лежали бы на полу) и нагло меряют меня взглядом. Я тоже оценивающе на них смотрю, пытаясь прикинуть, насколько они агрессивно настроены, и тут из‑за спины раздается вопль Дакоты:
– А ну выметайтесь отсюда! И чтобы не рыпались. А если кто‑то надумал глупить, жизнь запорет за пару секунд. Так что кому интересна его дальнейшая судьба, тот спокойно уходит .
Детишки – а самому старшему на вид не больше пятнадцати – поспешно линяют, что‑то бормоча себе под ноги. Но Дакоте сейчас не до них: она в упор уставилась на меня.
Не знаю, что делать. Те времена, когда мы понимали друг друга без слов, безвозвратно ушли в прошлое. Когда‑то мы умели подолгу общаться на уровне взглядов. Я смотрю на нее, пытаясь припомнить, какой она была раньше, и ее прежний облик с трудом накладывается на нынешнюю версию. Поразительное чувство, когда вроде бы знаешь человека вдоль и поперек, но совершенно не можешь понять. Мне слишком больно на нее смотреть – сегодня всколыхнулись воспоминания о Картере, и я с усилием отвожу от нее взгляд.
