Дежавю да и только. Накрыло так накрыло. Интересно, а почему это колесо невероятно большое? Такое ощущение, будто «москвич» размером с автобус. В прошлый раз такая мысль почему-то ему в голову не приходила.
Прямо над ухом знакомо щелкнула открывающаяся дверь автомобиля. Ну да. Как-то так оно и было…
– Господи! Мальчик! Где болит? – Водителем оказалась женщина лет тридцати, в темно-зеленой спецовке.
Кто это тут, интересно, «мальчик»? У этого «мальчика»… четыре отсидки…
Он с трудом оторвался от изучения покрышки, медленно поднялся с асфальта и, набычившись, попер на женщину, игнорируя цепенеющую от боли руку…
Он лежал на белых хрустящих простынях в уютной палате, шевелил пальцами загипсованной руки – лишь потому, что это было запрещено отцом, – и пытался собрать бешено пляшущие мысли в кучу.
Он снова ребенок?
Семь лет. Вчера умерла мама. Отец жив, он уважаемый врач, будущий начальник этого больничного городка.
А впереди – тяжелая и беспросветная жизнь…
В руке вновь болезненно дернуло.
А почему, собственно, беспросветная? Никто опять на зону не собирается. До первой посадки – добрых полтора десятка лет! И не факт, что вообще будет эта посадка.
ОН НЕ СДЕЛАЕТ БОЛЬШЕ СВОИХ СТАРЫХ ОШИБОК!
Вот так!
Он не стал игнорировать школу и с третьего класса сделался круглым отличником.
В четвертом устроился в секцию бокса в спортивном комплексе «Спартак» на Большой Морской и через год получил свой первый спортивный разряд. А еще через год через подставных лиц он получил свой первый навар с фарцы возле морского порта. Да так, что никто из участников-спекулянтов даже понятия не имел – на кого они работают. Бугру-бригадиру, спитому сорокалетнему барыге, даже в голову не могло прийти, что он пашет на двенадцатилетнего сопляка.
С отцом были прекрасные отношения. Теперь-то он понимал, что никто не виноват в смерти матери, разве что слепое Провидение. По крайней мере, отец страдал от потери не меньше, чем он. И отец – единственный родной человек на Земле, а это в жизни, уж поверьте ему, что-то да значит!
Отец шел в гору.
Заведующий самым большим больничным отделением, начальник целого медицинского городка, с научной работой – серьезные перспективы, зарплата, квартира в центре, дачка на пятом километре, машину собирается брать – «Волгу» двадцать первую, хотя сын настаивает на «Победе». Обязательно модного бежевого цвета.
Папа упакован. Его друзья-товарищи – как на подбор: нужные и полезные люди. Среди них – один из секретарей горисполкома, главный инженер морзавода, директор Внешпосылторга и еще с десяток подобных фигур. Плюс – полсотни кадров помельче: завхозы, кладовщики, капитаны да старпомы рыболовного флота, есть военные – не меньше майора – и так далее.
Папа и не подозревает, что новые друзья появляются на его горизонте с неощутимой подачи быстро взрослеющего сынка, который на этих самых друзей делает свои собственные прикиды в будущем. С учетом той или иной степени полезности в маленьком и невидимом государстве, которое лепит под себя Борюсик – Борис – Бакс.
По всем законам диалектики в один прекрасный момент назрела необходимость в качественных изменениях тщательно слепленной преступной структуры. Смысл пачкаться в дешевых спекуляциях пропадал на фоне растущих перспектив. С учетом фантазии неглупого человека, пережившего девяностые годы и не понаслышке знакомого с преступной жизнью.
Так появилась изящная схема невиданного обогащения. Схема, которая не могла даже в дурном сне предстать правозащитным органам развитого социализма. Схема настолько циничная, насколько – дерзкая и простая. Ну и бесчеловечная, разумеется, как и любой другой плод преступного воображения послеперестроечного криминального авторитета.
Киднеппинг.
Похищение людей и торговля живым товаром.
Все началось с того, что один из отцовских дружков, рыжий бородатый капитан рыболовного сейнера, рассказал в один из субботних вечеров на даче, как встретил в Турции земляка одного – крымского татарина, которого в войну угнали на работы в Румынию, а тот умудрился выжить и даже ассимилироваться после войны в Турции. Капитан, которого звали дядей Сеней, со смехом поведал, как Баяхмет, так звали татарина, ловко устроился в Константинополе «сшибать деньгу», ворочает серьезными делами и даже (дядя Сеня заговорщицки понизил голос) держит сеть борделей и притонов в береговой зоне. Намекалось, что морячки там бывают регулярно, насколько им позволяет всевидящее око партийной дисциплины.
Этот разговор состоялся, когда Баксу было восемнадцать лет.
Уже сработали в военкомате нужные медицинские справки о несуществующих болезнях, и был произведен «закос» от армии. Отец, хоть и морщась демонстративно, кое во что был уже посвящен – иначе не получался бизнес, а Баксу остро не хватало масштабов, не хватало широты и грандиозности. Он чувствовал в себе такой криминальный потенциал, что временами дышать становилось трудно от грядущих перспектив – дух захватывало. Бакс искренне считал, что в этих местах и в этот период времени человечество скоро получит в награду или на свою голову – самого величайшего преступного гения всех времен и народов.
И блеснувшая в голове схема киднеппинга могла послужить начальной ступенькой восхождения Бакса на эту самую гигантскую пирамиду тщеславия.
В течение недели последнее сопротивление отца было сломлено. Шантажом, лестью, угрозами и, разумеется, деньгами. Пришибленный свалившейся на него информацией о родном сыне, папа отныне был готов на любое содействие преступным замыслам своего отрока.
Еще через неделю пара седых волос прибавилась и в шикарной рыжей бороде дяди Сени, а с головы его в одночасье слетели остатки растительности. Может быть, Бакс и пережал слегка, но в этой точке планируемой схемы нужно было полное подчинение.
Через полгода, после окончания рыболовного сезона, у Бакса через дядю Сеню установились надежные связи с оставшейся в Крыму семьей татарина Баяхмета. Все его родственники в той или иной степени были задействованы в запланированной операции. Проблем с подчинением также не возникло, здесь сработали ко всему прочему и национальные особенности, предусматривающие тотальную покорность и уважение к старшим.
Часть команды дяди Сени также была посвящена в предстоящие операции. С их помощью, а также при участии некоторых родственников Исакова, владеющих газовыми резаками, на судне была оборудована потайная каюта на месте захламленной кладовки камбуза. Там предусмотрели даже вентиляционное отверстие, канализационный слив и подвод питьевой воды из системы пищеблока. Приварили к палубе двухъярусную солдатскую койку, и еще оставалась пара квадратных метров площади для «прогулок». Особо озаботились звукоизоляцией помещения. Тщательно была продумана система запора потайного лючка (в половину человеческого роста) и тщательной его маскировки.
Внесены были даже поправки в судовые чертежи и схемы – это мероприятие вообще далось на редкость легко: Бакс просто притворился студентом «на дипломе», которого направили в контору Югрыбхолодфлота, а там в архиве оказался такой бардак, что замены никто и не заметил. Тем не менее Бакс тщательно подделал все печати и подписи на штампах соответствующих чертежей, зная, что их копии в свое время будут запрошены таможенной службой для соответствующих проверок.
