Малыш за это время только один раз показал свой норов, а в остальном, видимо проникшись трудностями пути, вел себя вполне прилично. Иногда на меня нападал жуткий аппетит, хотя мы всегда очень плотно ели перед тем, как сесть в карету. Тогда Дирк посмеивался, необидно подшучивая надо мной, жадно хватающей куски копченой курицы. Но мне было не до того, потому что организм требовал немедленного насыщения. Хотя объедаться все равно не получалось, через некоторое время голод вновь давал о себе знать, и я со вздохом просила еще один маленький кусочек.
– Кушай, кушай, детка, – приговаривал Дирк, веселясь.
Я ему грозила кулаком с зажатой в нем ножкой птицы, бурча, что я не детка, а в ответ получала радостные заверения, что дракон разговаривал вообще-то с наследником, но если мне приятно, то и меня может так же называть. Спорить с ним со временем совершенно перехотелось. Пусть буду детка, только чтоб кормили.
Уж не знаю, прибавила ли я в весе за это время, но то, что заметно округлилась, даже мне стало видно. Платье приходилось в талии распускать все сильнее. Возница из какой-то глупой мужской солидарности сочувствовал Дирку. Мол, вот родит, вспомнишь еще годы молодые. Дракон поддакивал и вздыхал так, словно и в самом деле уже жалеет, что его супруга беременна и эту высокую должность занимаю я. Я хмурилась от такого мужского сговора против меня и гордо молчала. Не объяснять же в самом деле трудности и хитросплетения нашего положения? Однако Дирк, судя по всему, получал от этой двусмысленной ситуации море веселья и позитива.
Подъем в горы начали сразу же, как только рассвело. Все же небезопасно передвигаться пусть и по широкой дороге, но в полной темноте. Лошади и возницы двигались осторожно, притормаживая перед поворотами, чтобы случайно не встретиться со спускающимися в долину путниками. Нас с ребенком берегли, как самую великую драгоценность, догадываюсь даже, чьих это рук дело. И все же каждой дороге приходит конец, так и наше путешествие не оказалось вечным.
Кряхтя и слегка постанывая, выбиралась из кареты на широкой улице Аргата. До нашего с мамой дома нужно было еще повернуть в неширокий переулок, где карета не проедет. Да и не стоило впечатлительных соседей, любивших чесать языками, информировать о моем визите. Впрочем, думаю, что новость о том, что Кетрин Гротт в интересном положении вернулась домой спустя столько лет, должна взбудоражить провинциальную общественность.
День только начинал клониться к своему завершению, так что мама еще не скоро должна прийти домой, но это не проблема. Ключ всегда хранился под камнем за домом. Раньше я сама часто оставляла его там, чтобы случайно не потерять. Так и оказалось, ключ ожидал меня на своем прежнем месте.
– Нашла, – с довольным видом сообщила Дирку, оставшемуся перед входной дверью.
Он внимательно оглядывал скромную улицу и дома, расположенные на ней. Покосившийся забор из обструганных жердей, массивную деревянную дверь с замком таких размеров, что у всех потенциальных воров должно отпасть желание вскрывать его. Впрочем, мы жили небогато, чтобы ради наших скромных вещей возиться с запорами.
Открыла дверь, и на меня пахнуло детством – запахом свежей опары для хлеба, видимо, мама решила сегодня заняться выпечкой, стираного и чистого белья, аккуратно сложенного на большом сундуке, приготовленного для глажки. Ощутила и аромат настоявшейся мясной похлебки, специально приготовленной еще утром и оставленной в теплой печи.
– Дома, – облегченно выдохнула я, осматриваясь кругом.
Разве так живут драконы, пусть даже и сбежавшие из своего рода? У Дрегаса с Ингрид все было совсем по-другому, а у нас просто, как у всех соседей. Хотя это сейчас не важно, главное, я вновь оказалась дома.
– Сейчас растоплю печку, – с энтузиазмом подошел к очагу Дирк.
– А ты умеешь? – лениво поинтересовалась я, с удовольствием усаживаясь на стул и стягивая грязные сапожки.
Даже самый стойкий организм требует отдыха после долгого пути, а так как мой, несмотря на то что имел драконью кровь, по утверждению некоторых, был все же в тягости, то и прелести этого состояния также сказывались. Легкие отеки на ногах, делающие их ватными, общее утомление и страстное желание чего-нибудь перекусить.
Дракон впечатлился размером грозящей мне катастрофы и заторопился с печкой, стараясь согреть наш дом и разогреть ужин, тем более что вскорости и мама должна прийти. Не ожидала, что наш домашний очаг, верно и преданно служивший столь долгие годы, будут разжигать таким образом. Собственно, если бы я подумала, что дракон вдует внутрь свое пламя, то воспротивилась бы сразу. Но Дирк совета не спрашивал, считая себя самым умным. Решив, что разница между деревенской печкой и камином небольшая, подошел к проблеме радикально.
Огненный вихрь, выданный под сильным давлением, влетел в зев несчастной печи, за которой ухаживают, чистят и белят каждый год, поднял тучу пепла и сажи и вернул все это обратно в лицо Дирку. Потому что печка не камин! Здесь надо заслонки открыть, дров подкинуть и разжигать аккуратно, чтобы тяга не задула огонь. Кто же с драконьим пламенем в закрытое пространство лезет? Только самый самоуверенный дракон в мире, то есть Дирк!
– Бездна! – заорали мы одновременно.
Надо сказать, что я ограничилась одним упоминанием темной прародительницы, а вот дракон разукрасил свою речь цветисто и от души, выписывая такие обороты, что я бы, может, в другой момент и вдохновилась, но сейчас подскочила к пострадавшему и постаралась прекратить его дикий ор на весь дом.
– Стой ты, дракон облезлый! – орала я и пыталась остановить возмущенного Дирка. – Закрой глаза, надо промыть.
– А-а-а! – было мне ответом.
– Нечего орать!
– Сама такая!
– Умолкни, ящерица! Тебя спасать надо!
– Троллий потрох!
– Уймись, я тебе говорю, блошиный рассадник!
– У меня нет шерсти и тем более блох!
– Я смотрю, дочка зятя в дом привела.
В наш дружный ор неожиданно ворвался веселый голос мамы, заставивший меня замереть на месте, а Дирка приглушить звук. Но дракон не прекратил тереть глаза, в которые попала зола. Думаю, он только в далеком детстве совершал такие ошибки, поэтому чувствовал себя неудобно, оттого и взвился в момент.
– Мама? – спросила я ошалело, не веря своим глазам.
– Я, дочка, – радостно улыбнулась она своей белозубой улыбкой.
Она была все такая же – высокая, с правильными чертами лица. Волосы, спрятанные под туго завязанной косынкой, скромное платье из домотканой ткани, обычные сапоги из грубой кожи, которые мама сейчас снимала на входе, и вся такая домашняя, родная. До слез пробило. Я кинулась к ней, бросив негодующего на коварство печки дракона, и прижалась всем телом к самому близкому во всем мире человеку.
– Мама, мамочка, – шептала ей в эти мгновения я.
– Доченька, котенок мой, – отвечала она, поглаживая меня привычным жестом по плечам, голове.
