— Загорский, — с хрипотцой говорил он, пока я укладывал Верховцева в один из «Мерседесов» Юнга, — ты про погоду сказал, а про собак полосатых — нет. У меня у самого дома рысь живет. Но она чисто из блюдечка молоко пьет и дом не инспектирует! А тут по коридору совершенно реальные дикие собаки динго шарахаются.
На сиденье рядом я посадил Табанцева.
После того как я не обнаружил на улице «Лексус», стало понятно, что мой стажер поспешил в отдел. Если нет на дороге сугробов — Ваня доедет очень быстро. А почему на дороге нет снега — тут и задумываться не приходится. У въезда на территорию особняка стояла техника. Четыре джипа Креста двигались следом за двумя снегоуборочными машинами и «Кировцем» с огромным ковшом впереди. Им, видимо, и выбивались ворота, что валялись во дворе. Где за пять минут вор нашел то, что не могли до семи утра найти власти, — одному богу ведомо. Знаю одно. Бывают случаи, когда полиция бессильна помочь своим же людям.
Опустив стекло, я сказал Крестовскому то, чего не должен был говорить:
— Николай, через полчаса здесь будет рябить в глазах от погонов. Не бери греха на душу. Это моя территория. Мне потом тебя и искать.
— А как же трое суток на разграбление города? По закону! — хищно улыбнулся Крест.
Он историю знает. Но, кажется, только эту ее часть. Я посмотрел на часы.
— Минут двадцать, не больше.
Благодарить его мне сейчас было некогда и не за что. Как мы и договаривались, он помогал сейчас не менту. Он выручал человека, оказавшего ему когда-то услугу. Долги нужно возвращать.
Был ли у меня другой выход? Нашел ли я предмет своих поисков? Один ответ на два вопроса — нет. Табанцев сидел, опустив подбородок на грудь. О чем он сейчас жалел более всего? О том, что не поменял информацию о Кореневой на свою невесомую свободу? «Нет, — ответил он мне, — я просто не знаю, где она». Потом он просил у меня пистолет, обещая застрелиться. Около КПП он стал проявлять признаки нервозности, что заставило меня воткнуть ему в бок просимый предмет. Он проезжал мимо отдающих честь сержантов с вымученной улыбкой. Мне сейчас, с Димкой на борту, не хватало еще длительных разборок с инспекторами и погони. Табанцева в лицо знают все, а кто сидит рядом с ним, в рубашке, заляпанной кровью? Но Виталий Алексеевич улыбается — значит, все в порядке. Уже на въезде в город мимо меня промчались два черных «ЗИЛа» с зарешеченными окнами. ОМОН в этом направлении мог спешить только в одно место. Следом за грузовиками-автобусами проскользнул «Лексус». В окне мелькнуло лицо Ивана.
Нарушая все правила движения, которые только можно нарушить, я гнал машину к клинике Бигуна.
Затормозив у самого входа, я пристегнул Табанцева к огромной бронзовой ручке входной двери. Когда я поднимал на себя Диму, понял, насколько устал.
— Я от Бигуна!
Это пароль. Чья это клиника, знают лишь особы, приближенные к депутату. Их немного, поэтому входящему верят на слово. В эту клинику меня впускают, уже признавая, но сейчас, очевидно, узнать меня было трудно. Тут же появился врач в зеленом халате, каталка, куча медсестер… Или — не куча, а всего одна? Кажется, у меня уже множилось в глазах…
Шатаясь, я вернулся к Табанцеву.
Защелкнув на нем освобожденный браслет и усадив пленника в машину, устало повернулся:
— Табанцев, последний раз спрашиваю: где Коренева?
— Как ты меня достал с этой Кореневой, Загорский! — обреченно признался Виталий Алексеевич.
На том и закончился наш разговор. Уже почти рядом с тем местом, куда его вез, Табанцев снова подал голос:
— Отпусти меня, а? Я двести штук дам. Они у меня дома. Пересчитаешь прямо там…
— Надо было пальцы мусолить! В ФСБ счетные машинки есть.
ГЛАВА 30
Вот уже десять дней, как меня отстранили от работы. Сегодня заканчивался срок служебного расследования по факту правомерности применения мною оружия и организации оперативно-разыскных мероприятий, которые я провел в доме лидера организованной преступной группировки Юнга. О Кресте никто не вспоминал, так как он последовал моему совету. Он убрался из особняка вместе со своими людьми еще до прибытия полиции. Но убрался, судя по уже имеющимся материалам дела, не просто так. Контуженный Верховцевым гаражный смотритель пояснял следователю, что «у господина Юнга в особняке стояло шесть «Мерседесов», а потом они куда-то делись». Никаких заявлений о пропаже господин Юнг делать не собирался, поэтому эта фраза хоть и была занесена в протокол допроса, осталась без внимания. Я немецкую иномарку вернул сразу, как отвез Диму в клинику. Не склонен думать, что пять оставшихся «меринов» распределили между собой омоновцы…
Все утро они вылавливали разбредшихся по дому гиен и собирали тела. Оружия и наркотиков было изъято столько, что можно было раскумарить и повести в атаку всех талибов Афганистана.
Списки Тена произвели фурор как в соответствующих организациях, так и в деловых кругах. Обиженными остались две сотни почтенных граждан области и страны. Назревали шумные судебные процессы, а под этот шум остальные владельцы дорогостоящих авто потихоньку делали экспертизы номеров агрегатов. Чем черт не шутит…
Табанцев уже десятые сутки находился в следственном изоляторе. Сидел он в «красной хате», с подобными себе горемыками из правоохранительных органов. Бывшими.
На седьмые сутки я не выдержал и прибыл в СИЗО. Прибыл, естественно, не на свидание, а для допроса. Вязьмин без проблем выписал мне отдельное поручение для его производства.
Сидя на прикрученном к полу табурете и опершись на прикрученный к полу стол, я курил и откровенно скучал. Прибыл я немного не вовремя — продол, где содержался бывший замначальника ГИБДД, принимал пищу. Никто выводить его ко мне в это время не будет. Обед заканчивался через четверть часа, и это было для меня много. Выбросив окурок в форточку, я решил стать гостем. У радушных хозяев этого учреждения всегда есть крепкий, почти черный чай, нарды и анекдоты, рассказываемые в режиме нон-стоп. Кабинет оперов СИЗО. Самые хитрые обитатели подобных учреждений. Они страшны по своей натуре для контингента здесь и совершенно безобидны для этого же контингента на воле. Я бы никогда не смог работать опером за решеткой. Это другая линия поведения и совершенно иные методы работы. Упор делается на другие ценности, и на теле жулика выискиваются мозоли, на которые я не обратил бы внимания. Но поставь этого опера на мое место — он, словно котенок, будет тыкаться носом в стены.
Аркаша Федорцов, когда я приоткрыл дверь, прихлебывал из стакана «конвойный» чаек и обставлял, как ребенка, какого-то конвоира. Стук нардовых фишек я услышал еще в коридоре. Положение «дубака» было безнадежно. Аркаша последний раз выбросил кости, протянул руку к доске и собрался было сделать сокрушительный удар по позициям противника, но увидел меня. Он махнул мне рукой и объявил сопернику, что тот может отдыхать, тренироваться на тряпочках, а потом снова приходить.
