Ясный присматривался к дипломатам, большинство из которых он знал по работе. У некоторых в глазах метались страх и растерянность. У других злобное торжество — эти надеялись еще вернуться в Москву, но уже в качестве хозяев, и тогда уж они рассчитывали посчитаться за все.
У посла Шуленбурга был просторный, отделанный бронзой и позолотой шикарный салон, занимавший почти весь вагон. И контрразведчики могли отлично слышать его беседы с приближенными.
— Зря Гитлер затеял эту войну с Россией, — вздохнул посол, пивший кофе в компании с так хорошо знакомым Ясному военным атташе Кестрингом. — Кавказец мстительный. Мы еще получим от него много плохого…
Шуленбург, немец до мозга костей, к фашизму относился прохладно и был сторонником сотрудничества с Россией, а не войны. Но Гитлер считал, что СССР — колосс на глиняных ногах, а русские только и мечтают скинуть власть «жидов и большевиков». Да и финская война оставила у него иллюзии слабости РККА.
Через двое суток поезд остановился на границе с Турцией. С той стороны подошел поезд с сотрудниками посольства СССР в Берлине.
Дальше пошли формальные процедуры. Сотрудники МИДа подписали соответствующие акты. Это чем-то походило на торговую операцию — мол, вот вам все товары по накладной.
Все. Два часа — обмен завершен. Василия Ясного ждали бакинские нефтепромыслы.
Глава 12
Нефть — кровь войны
— Я иностранный гражданин! — кричит Бахтияр.
В ответ — такая оплеуха, что, кажется, голова оторвется. И испуганное нахальство в глазах арестованного уступает место страху.
— А мы НКГБ, — объявляет капитан госбезопасности Ясный. — Как раз по иностранным гражданам. Мы из Москвы.
Взяли по белы руки Бахтияра, смуглого, смазливого авантюриста и прохвоста, уроженца Азербайджана, человека непонятной народности, прямо при выходе из бакинского морского порта. По картотеке он проходил как агент абвера. При личном обыске у него изъяли большую сумму денег в фунтах стерлингов и немецких марках, несколько золотых царских червонцев.
— Твои немецкие хозяева нам войну объявили, — продолжил Ясный, глядя на шпиона, съежившегося на привинченной табуретке в комнате для допросов. — Ты их пособник. А пособников мы расстреливаем. Ты для того столько в жизни метался, чтобы тебя расстреляли?
Иранец сдувался. На его лицо легла печать обреченности. Для порядка помолчав и подумав, он выдавил с трудом:
— Все скажу. Не расстреляете?
— Не расстреляем.
— Я должен передать деньги и золото чайханщику-связному. Рассказать ему про тайник со взрывчаткой. И передать указания.
— Какие?
— Вы же сами сказали — война. Немцы хотят лишить вас горючего. Поэтому надо взорвать нефтяные объекты. Провести массовые диверсии против мирного населения. Посеять страх.
— Для кого в конечном итоге предназначены деньги?
— Не знаю. Я лишь связник.
Допрос закончился, задержанного увели. И Ясный удовлетворенно произнес, глядя на своих помощников:
— Ну, кажется, удочку забросили.
— Будем надеяться, что рыба клюнет крупная, — сказал Савелий Мазин, старший оперуполномоченный немецкого отделения.
На памяти Ясного это был первый случай, когда бригаду из тридцати человек центрального аппарата кинули в регион. Но старые правила закончились. Шла война…
В 1941 году несколько месяцев просуществовал Наркомат государственной безопасности. Наркомом в Азербайджане был старший майор госбезопасности Степан Емельянов. Москвичей он принял довольно холодно, воспринимая их прибытие как выражение некоего недоверия сверху. Не смог или не захотел даже выделить транспорт для группы.
С первого дня в Баку Ясный принялся перелопачивать картотеки, личные дела агентов, дела оперативной разработки. Вскоре убедился в том, что определенный задел у местных чекистов имеется. Но что делать с информацией — они вообще не представляли. Значит, город перед немецкой агентурой беззащитен.
Германия имела большое влияние на Иран, который стал плацдармом для ее разведки. В этой сопредельной с Азербайджаном стране создавались пункты подготовки диверсантов, накапливалась агентура, оттуда происходила ее заброска. Главное гнездо абвер свил в иранском городе Энзеди.
Исторически значительная часть азербайджанцев проживает в Иране. Порой близких родственников разделяет государственная граница. И даже с началом войны связи с южным соседом были оживленными. В СССР морским путем и сухопутьем, через погранпереходы, прибывали иранские подданные, навещали родственников, торговали. В этом потоке были немецкие агенты. Сами немцы, конечно, не лезли, используя иранцев.
С первых дней Ясный избрал метод работы незамысловатый и действенный — на более изысканные комбинации не было времени. Сначала зацепились за морской порт. Пока идущий из Ирана в Баку корабль еще в море, по рации оттуда сообщали список пассажиров. Всех подозрительных, тех, кто фигурировал в картотеках как немецкие агенты, оперативники брали в оборот. За кем-то устанавливали наружное наблюдение. Других сразу задерживали. Бахтияр — из попавшихся рыбешек эта была самая скользкая и жирная. Ясный всем нутром чувствовал — толк будет.
Решили рискнуть. Иранца Бахтияра, согласившегося сотрудничать с советской госбезопасностью, запустили по адресу назначения — к местному агенту абвера, которому надлежало доставить деньги, инструкции и сообщить место расположения тайника с центнером тротила.
И вот Бахтияр переступил порог чайханы в крепости, недалеко от знаменитой Девичьей башни. Наблюдатели видели, как чайханщик отвел гостя в скрытую от глаз комнату. Через десять минут иранец вышел оттуда и подал условный знак — все в порядке. Можно начинать работать.
Ясный выбрал группу из наиболее опытных в деле наружного наблюдения сотрудников — из своих и местных, хорошо знающих город. И поставил задачу:
— Только не упустите вражеского агента. Он наверняка выйдет на контакт с чайханщиком в ближайшие дни.
В старом городе текла, несмотря на войну, своя патриархальная жизнь. Без доброй беседы в чайхане, крепкого чая в стеклянном стаканчике, сахара вприкуску бакинец — это не бакинец. И «топтунам» предстояло вычислить среди посетителей тех, кто представляет оперативный интерес. Ошибиться было нельзя.
На второй день в чайхану зашел хорошо одетый, с европейскими чертами лица посетитель, немножко неуютно чувствовавший себя в этой части города. Старший группы скрытого наблюдения, прислонившийся к обшарпанной белокаменной стене покосившегося двухэтажного дома с нависшим деревянным балкончиком, сделал условный знак — этому объекту максимальное внимание.
Был зафиксирован короткий разговор нового гостя с чайханщиком. И подозрение переросло в уверенность — это тот, кого ищут.
Нового фигуранта аккуратно проводили до автобуса, а потом и дальше. Нагрудный карман пиджака чуть-чуть раздулся, по дороге «европеец» тревожно провел по нему ладонью, будто проверяя, не обронил ли содержимое. Скорее всего, в кармане лежали полученные от чайханщика деньги.
