Прю кивнула:
— Это был единственный способ попасть к Бритт домой. Иначе она бы меня к себе в такое время не пустила.
— Значит, Бритт Стрэнд согласилась на встречу?
— Да, сразу.
— И вы отправились к ней на квартиру, вооружившись ножом…
— Кухонным.
У Даймонда внезапно мелькнула мысль о ноже, который Прю вручила ему для разрезания кекса…
— Итак, Бритт пригласила вас наверх. Помимо ножа, вы захватили с собой розы, которые она положила на могилу вашей дочери. Вы нанесли Бритт Стрэнд несколько ножевых ранений и запихали ей в рот бутоны цветов.
Прю молча посмотрела на Даймонда.
— Один вопрос. Перед тем как уйти, вы вынули кассету из диктофона? — спросил он.
— Вам ее не найти, — усмехнулась Прю Шортер. — Кассету я выбросила в реку. Бритт записывала почти все, что происходило в ее квартире. Эта кассета могла выдать меня.
Обращаясь к присутствующим, Даймонд пояснил:
— Розы едва не поставили меня и инспектора Харгривз в тупик. На кладбище мы их не видели — только на месте преступления. Поначалу остановились на наиболее очевидной версии — они указывали на ревнивого любовника. Мы совершили еще одну ошибку, решив, что их купил убийца. Но ясно было одно: кто бы их ни приобрел, этот человек предусмотрительно позаботился о том, чтобы мы не смогли отыскать лавку, в которой ему их продали. Только вчера вечером мы пришли к выводу, что их купила сама Бритт, чтобы положить на могилу сбитой ею девочки.
Прю Шортер с силой ударила ладонью по столу:
— Вы говорите так, словно ей сочувствуете! Эта дрянь купила цветы, чтобы успокоить свою нечистую совесть. Она не думала ни о моей дочери, ни обо мне. Нет, она заботилась только о себе. Пыталась убедить себя в том, что она не жестокая тварь, у которой нет сердца. Но она была именно такой — иначе не оставила бы моего ребенка умирать на дороге. А ей было наплевать. Она продолжала жить, как ни в чем не бывало: высокооплачиваемая работа, путешествия, любовники — в общем, сплошной гламур. Купить раз в год дюжину красных роз для нее было не слишком большой жертвой. Вот я и вернула ей эти розы. Запихнула их в ее мерзкую пасть после того, как наделала в ней дырок ножом. Вместо того чтобы лежать на могиле моей девочки, эти цветы оказались на окровавленном трупе Бритт Стрэнд.
Прю Шортер обвела покрасневшими глазами мужчин, сидящих вокруг кухонного стола.
— И не надо так на меня смотреть. Никто из вас не знает, через что я прошла. Вы понятия не имеете о том, что такое растить ребенка одной, стараясь, чтобы девочка не страдала от отсутствия отца, лезть из кожи вон, чтобы свести концы с концами. Вам невдомек, что чувствует мать, когда ребенок болеет бронхитом или задыхается от приступа астмы. Или не может спать из‑за кошмаров, связанных со школой. И вас не приглашали в морг для опознания крохотного тельца.
Прю прикрыла глаза ладонью и всхлипнула. Фарр‑Джонс посмотрел на Джули. Та встала, подошла к хозяйке и обняла ее за плечи.
— Извините, я не нарочно, — промолвила Прю, немного успокоившись. — Кто хочет еще кофе?
Около полудня Даймонд позвонил Стефани и сообщил, что вернется домой вечером.
— Давай устроим праздничный ужин? — предложил он. — Я куплю чего‑нибудь вкусного и прихвачу бутылочку вина.
— А какой у нас повод? Ты поймал того беглого заключенного?
— Да. Но дело не только в этом, Стеф. Я тебе вечером все расскажу.
— Что случилось? У тебя голос подозрительно бодрый — как в старые времена.
— В старые времена? Ну, насчет времен не знаю, но я, как ты скоро убедишься, еще совсем не старый.
Помолчав немного, Стефани спросила:
— С тобой все в порядке? Может, на тебя плохо подействовал пчелиный яд?
— Я уже и забыл, что меня укусила пчела.
— Ты принимал какие‑нибудь лекарства?
— Со мной все в порядке, дорогая. Я просто рад тому, как все закончилось.
— Слава богу! А то я боялась, что эта история выжмет из тебя последние соки.
— Ничего подобного. Да, мне пришлось нелегко, но я справился. А в конце получил кусок кекса. — Даймонд не выдержал и рассмеялся. — Вот именно, кусок сладкого кекса, дорогая.
Глава 30
Когда Даймонд заглянул в их с Джули импровизированный кабинет, его напарница набирала на клавиатуре компьютера протоколы допросов.
— Сколько осталось? — спросил Питер.
Джули вздохнула:
— Здесь две страницы. А потом еще все, что записала я.
— Ненавижу бумажную работу. А вы?
Питер задумчиво пролистал стопку листов, которую держал в руках. Это были предложения риелторов, там перечислялись дома, выставленные на продажу в Бате и его окрестностях. Даймонд решил, что просмотрит их по дороге в Лондон.
Джули, напечатав пару фраз из протокола, произнесла:
— Хорошо что она, по крайней мере, во всем призналась.
— Через четыре года! Не поздновато ли?
— Я понимаю, она убийца. Но мне было ее жаль!
Даймонда, однако, ее слова не тронули.
— Я не заметил, чтобы она жалела Маунтджоя, который последние четыре года просидел в тюрьме.
— Но его ведь скоро освободят?
— Не знаю. Колеса правосудия крутятся медленно. Начальник полиции пообещал мне, что отправит доклад непосредственно в министерство внутренних дел.
— Кстати, я спросила у нее, что она думает по поводу Маунтджоя, — сообщила Джули. — Не смущает ли ее, что его, по сути, посадили в тюрьму из‑за нее? Прю сказала, что читала о нем в газетах. По ее мнению, он это заслужил, поскольку избивал женщин.
— Мнение Прю Шортер — не закон, Джули.
— Я не говорила, что согласна с ней, — заметила она, и ее пальцы снова запорхали по клавиатуре.
— Пожалуй, нам с вами надо выпить.
— Не хочу показаться неблагодарной, но я бы предпочла поскорее покончить с этим, — ответила Джули, указав на листы протоколов. — И к тому же у меня нет желания вас задерживать.
— Могу я хотя бы угостить вас кофе перед отъездом?
— Спасибо, не нужно.
— Приободритесь. Далеко не все новости плохие — есть и хорошие.
— Вы про то, что скоро снова вернетесь в полицию, на свою прежнюю работу?
Даймонд помахал рукой и отправился на станцию. Решил, что будет лучше, если он успеет на ближайший поезд до Лондона.
