— Они сальные и спутанные. Знаете, как это неприятно?
— Они у вас от природы такие?
— Конечно, нет. Чтобы сделать подобную завивку, парикмахеру требуется очень много времени.
— Я имею в виду цвет.
— Да. Такой уж я родилась. Раньше ненавидела свои волосы. Из‑за них меня в детстве дразнили. С рыжими всегда так.
— Если вы хотите быть похожей на других, зачем же сделали такую прическу?
— Я больше не ребенок. Давно поняла — это хорошо, когда тебя замечают.
— Например, мужчины?
Саманта покраснела и пристально посмотрела в лицо Маунтджою. Она уже почти перестала думать об угрозе сексуального насилия. Однако последний вопрос похитителя заставил ее осознать, что она, возможно, поторопилась.
— Я хотела сказать, что это хорошо, когда тебя замечают как музыканта, — пояснила она. — В последнее время классика становится все более популярной и успешно конкурирует с поп‑музыкой. В этой ситуации важную роль играет не только талант, но и внешность исполнителя. И я постаралась сделать так, чтобы моя внешность привлекала внимание.
— Что ж, вам это удалось, — небрежно заметил Маунтджой, надеясь, что его тон успокоит Саманту. — Во всяком случае, бутерброд вы получите.
Положить ломоть ветчины между двух кусков хлеба было нехитрым делом. Ни масла, ни майонеза у Маунтджоя не было. Саманта продолжала причесываться и приводить себя в порядок. Маунтджой невольно отметил, что она похожа на умывающуюся кошку.
— А что будет, когда у вас закончатся деньги? — поинтересовалась Саманта. — Мне кажется, вы уже потратили бо́льшую их часть.
Маунтджой промолчал.
— Боюсь, вам придется взять мою скрипку и отправиться на улицу, чтобы хоть что‑нибудь заработать. Умеете играть на скрипке? Если нет, то я дам вам несколько уроков. Заодно скоротаем время.
Маунтджой протянул ей бутерброд на тарелке и спросил, не хочет ли она еще чаю.
Саманта кивнула.
— Удивительно, что вы купили рассыпной чай, — заметила она. — Пакетики гораздо практичнее. Я всегда покупаю именно их. Сейчас можно, опустив в чайник пакетики разных сортов, заваривать смеси — цейлонский с бергамотом или с китайским.
Слово «сейчас», которое употребила его пленница, сказало Маунтджою о многом. Ему окончательно стало ясно — Саманта догадалась, что имеет дело с беглым заключенным. Джон приказал себе больше не переживать по этому поводу. Теперь это не так важно. Просто поначалу ему не хотелось пугать ее.
— А что еще сегодня в меню? — поинтересовалась Саманта. — Вы принесли что‑нибудь по‑настоящему вкусное?
— Шоколад.
— Я его нечасто ем. Но, поскольку я голодна, попробую. Можно на него взглянуть?
Она отложила расческу и протянула руки к сумке, которая стояла на полу.
— Нельзя.
— Почему? — В ее голосе прозвучала обида. — Что плохого в том, что я на него посмотрю? Боитесь, я слишком много съем? Да я к нему даже не притронусь, если ваш шоколад вам так дорог.
Джон поднял с пола сумку и отнес ее в кухню.
— Между прочим, деньги‑то были мои, — напомнила Саманта. — И у меня есть право знать, что вы купили.
Маунтджой принялся раскладывать покупки в отделения крохотного буфета.
— Еще у меня здесь две нарезанные буханки хлеба, четыре пакета куриного супа, пинта молока, восемь кусков говяжьей солонины, шесть бананов и немного чая и сахара, — сказал Джон, не желая пока обострять отношения с пленницей. — Ну что, теперь довольны?
— И еще шоколад?
— Да. И шоколад.
— Тогда я не понимаю, зачем вы пытаетесь создать ореол тайны вокруг сумки с продуктами?
— А мне скучно, — усмехнулся Маунтджой.
После этого, пользуясь тем, что находится вне поля зрения Саманты, он вынул из сумки то, что было спрятано на самом дне, и положил сверху на буфет таким образом, чтобы предмет нельзя было увидеть.
Это был пакет с краской для волос «Мокко».
Глава 5
Даймонд уловил запах жареного бекона.
— Можете убрать мою одежду со стула и оставить поднос на нем, — пробормотал он, еще не вполне проснувшись.
— Времени пять минут девятого, сэр, — объявил полицейский‑стажер и вышел из комнаты.
Даймонд, потянувшись, сел на кровати. Подать ему завтрак было прекрасной идеей, однако трех часов сна Питеру не хватило. Он чувствовал себя усталым и разбитым. В голове пульсировала боль, в пересохшем рту ощущался отвратительный вкус. Даймонд потянулся к стоявшей на подносе чашке. Чай оказался приятным на вкус — почти таким же, как дома. Чтобы заварить его, воду кипятили явно не в электрическом чайнике.
Питер взял салфетку с подноса. Кулинарный ангел, готовивший завтрак, похоже, ничего не забыл: яичница из двух яиц, внушительный ломоть поджаренного хлеба, хрустящие кусочки бекона, колбаска, немного грибов и горка жареного картофеля.
Питер вдруг подумал о том, что в некоторых странах заключенные‑смертники имеют право для последнего перед исполнением приговора приема пищи заказывать свои любимые блюда. Не упустил ли он чего‑то важного во время вчерашней беседы?
В дверь заглянул Кайт Халлиуэлл.
— Как вы себя чувствуете, дружище? — поинтересовался он.
— Мне нужно принять аспирин. Нет, подождите, сначала скажите, есть ли новости.
— Черт возьми, чего нет, того нет. Ни о Маунтджое, ни о девушке ничего не слышно. Мы приготовили машину на случай, если вы…
— Если я захочу сбежать?
Лицо Халлиуэлла перекосилось в болезненной усмешке, словно он тоже не отказался бы принять таблетку аспирина.
— Тотт еще здесь? — спросил Даймонд.
— Да. И мистер Фарр‑Джонс тоже.
— Ясно, как же без него. Демонстрация предельной активности.
— Пойду принесу вам аспирин.
— Спасибо. И вот еще что, Кайт…
— Да?
— Постарайтесь какое‑то время не пускать сюда начальство. Я хочу спокойно поесть.
Когда Питер покончил с завтраком, было уже восемь сорок. К этому времени в голове у него немного прояснилось.
— Кто‑нибудь может одолжить мне бритву? — спросил он, зайдя в раздевалку для личного состава.
Даймонд хотел воспользоваться обычным станком с лезвиями, но какой‑то молодой сержант протянул ему электрическую бритву. Разумеется, он не знал, что у Питера натянутые отношения с современной бытовой техникой.
— Спасибо. И как это работает?
Даймонд сдвинул в сторону боковую панель на корпусе бритвы. Одна из батареек вывалилась и закатилась под шкафчик.
