— В такую погоду вам следовало бы одеваться теплее, — заметил Даймонд, рассматривая черный хлопчатобумажный свитер Уны.
— Расскажите мне о Саманте, — попросила она.
Даймонд умел, когда это нужно, не обращать внимания на слова собеседника.
— У нас мало вермени, — произнес он. — Скажите, Уна Мун — ваше настоящее имя?
Женщина нахмурилась:
— А вам какая разница?
— Люди вашей профессии нечасто выступают под своими настоящими именами.
— И что? Это свободная страна. Мы имеем полное право защищать себя от подобных вам болванов, которые пытаются втиснуть нас в рамки существующей системы. Я хочу сохранить индивидуальность. Мне не нравится быть всего лишь фрагментом данных из какого‑то компьютерного файла.
— И все же Уна Мун — ваше подлинное имя.
— Откуда вы знаете?
— Благодаря компьютеру. Как бы вы ни переживали по поводу своих гражданских прав, в общенациональном компьютерном архиве есть данные о вас. И обо мне тоже. И о премьер‑министре. А также обо всех автовладельцах.
— У меня нет машины!
— Вот и Саманта тоже выступала под своим именем.
— Она в нашем деле недавно. Думаю, скоро она поумнеет — если только останется в живых. Это просто позор, что вы до сих пор не смогли схватить этого типа.
— Вам неприятно, что кто‑то знает ваше настоящее имя?
— Отвяжитесь. Что вам от меня надо, чертова ищейка?
— По тому, как вы говорите, чувствуется, что вы воспитывались в приличной семье и получили неплохое образование. Вы учились в университете?
— Послушайте, училась я в университете или нет — не имеет никакого значения. Чего вы хотите? Повесить на меня какое‑нибудь дело? Вам больше заняться нечем?
— Насколько я понимаю, вы ведете ваш нынешний образ жизни уже давно.
— Что значит — «ваш нынешний образ жизни»? Давно ли я бродяжничаю и живу в заброшенных домах? Разумеется — с тех самых пор, как бросила Оксфорд. И раз уж об этом зашла речь, то скажу — да, я проучилась там год. Но, может, мы все‑таки поговорим о чем‑то более важном? Например, о том, что вы собираетесь сделать для спасения Саманты.
Даймонда невозможно было заставить сменить тему разговора, если он этого не хотел.
— В то время, когда убили Бритт Стрэнд, вы жили в заброшенном доме на Трим‑стрит. Я видел вас на одной из фотографий, сделанных там.
— Ее убили вовсе не том доме. Никто из наших не имел к этому отношения.
— Бритт Стрэнд приходила в дом, потому что писала статью о бродягах. И к тому же ей нужны были фотоснимки. Это было всего за десять дней до ее смерти. Вы что‑нибудь помните о том, что происходило четыре года назад?
— Сигарета у вас найдется? — внезапно спросила Уна Мун.
Даймонд покачал головой:
— Вам придется курить свои.
Она достала коробку спичек и извлекла из нее окурок. Затем зажгла спичку и, прикурив, глубоко затянулась.
— Бритт Стрэнд знала, чего хочет и как этого добиться. Она выбрала одного из наших — лидера. И принялась обхаживать, чтобы с его помощью войти с нами в контакт и написать статью.
— Вы имеете в виду Вэ Бэ?
Уна кивнула.
— Вот вам пример человека, который предпочитает скрывать свое настоящее имя, — заметил Даймонд.
— Это его право.
— Наверное. Но я готов биться об заклад, что в документах по социальному страхованию он фигурирует не как Вэ Бэ, а под своими настоящими именем и фамилией.
— Этого я не знаю.
— Вы когда‑нибудь были его подружкой?
Уна Мун бросила на Питера неприязненный взгляд:
— Если мы жили в одном здании, это не означает, что мы с ним трахались. Там было полно других девчонок. Это ведь была коммуна, если помните.
— Никто не возражал, когда он привел в вашу общину светловолосую очаровашку из Швеции, которая собиралась написать про вашу коммуну статью?
— Я бы не сказала, что никто не был против. Но, в конце концов, именно Вэ Бэ обнаружил, что дом на Трим‑стрит пустует.
— Каким образом?
— Есть много разных способов. Например, насовать сухих листьев между входной дверью и косяком, а через пару дней проверить, на месте они или нет. Можно набросать в почтовые ящики рекламный мусор и посмотреть, вынимает его кто‑нибудь или он так там и лежит. Конечно, существуют варианты попроще. Если вечером ни в одном окне не горит свет, это верный признак того, что в доме никто не живет. Вэ Бэ все это проделал и первым проник в здание. В общем, ночлег на Трим‑стрит мы получили благодаря ему.
— Я смотрю, этот Вэ Бэ сообразительный парень.
— Да, он был с головой. Но потерял свой авторитет, когда стало понятно, что эта шведская сучка крутит им как хочет. Она действительно подцепила его на крючок.
— Откуда вам об этом известно?
Уна вздохнула и посмотрела на Даймонда, как на умственно отсталого.
— Их много раз видели вместе. В таком крохотном городке, как Бат, ничего нельзя удержать в секрете.
— Но ведь он предупреждал вас и других членов общины, что собирается привести Бритт в ваше убежище, советовался с вами?
— Да, рассказал нам, что она попросила его об этом. Мы обсудили этот вопрос. Многим не хотелось, чтобы их фотографии попали в газеты. Вэ Бэ объяснил, что Бритт готовит статью не для английского журнала, а для зарубежного. В общем, мы согласились. В конце концов, она пообещала заплатить за свой визит.
— И больше никто ни о чем не беспокоился?
— Что вы имеете в виду?
— После того как Бритт Стрэнд побывала у вас в гостях, никто не волновался по поводу того, что́ она напишет?
— С какой стати? Чего нам бояться? Что она заклеймит нас как воров и попрошаек? К таким вещам мы давно привыкли.
— Она задавала членам общины какие‑нибудь личные вопросы?
— Только не мне. — Уна стряхнула пепел с окурка в металлическую пепельницу. — К чему вы клоните? Думаете, ее убил кто‑то из наших?
— Не исключено. Вы ведь сами сказали, что кое‑кто не хотел, чтобы их фотографии попали на газетные или журнальные полосы.
— Если бы это были наши, они бы разделались не с Бритт, а с женщиной‑фотографом.
— Убивать фотографа было бы слишком поздно, — возразил Питер. — Какой смысл? Снимки уже сделаны. Другое дело — пишущий журналист. Бритт так и не закончила статью. А раз не было статьи, то и фото не были опубликованы.
— Вы говорите, что видели снимки. Где именно?
