И затем: "О дорогой сэр, никто не может спасти меня, кроме Вас, о Господь мой Бог, я буду убит, если Вы не спасете меня! Как я надеюсь, что Бог наполнит Ваше сердце милостью и состраданием и Вы сделаете это для меня".
И еще раз:
Засим остаюсь
Ваш почти убитый покорный слуга У. Чалонер.
[414]
Исаак Ньютон, наконец одержавший победу, не озаботился ответом.
Утро 22 марта застало Уильяма Чалонера в рыданиях. За день или два до того он совершил последний вызывающий жест — послал давно утаиваемые им медные пластины солодовой лотереи в Тауэр, в дар смотрителю Монетного двора. Но теперь, когда тюремщики приехали за ним, он размахивал списком жалоб
[415] и требовал, чтобы они были напечатаны. Ему отказали.
Его доставили в церковь, где он присоединился к другим заключенным, приговоренным к повешению. Возможно, он сидел перед гробом, который иногда ставили на стол перед скамьей для осужденных. Когда священник убеждал его выказать надлежащий дух раскаяния, Чалонер отказался, рыдая "более со страстью, чем с благочестием". Священник попытался успокоить его, но Чалонер продолжал безумствовать. "Несмотря на большую заботу и сострадание преподобного отца, трудно было пробудить в нем милосердие и прощение,
[416] подобающие всем христианам, а особенно тем, кто находится перед лицом смерти". Наконец Чалонер успокоился в достаточной степени, чтобы получить причастие, и обреченные прихожане друг за другом вышли из храма.
Около полудня конвой выдвинулся к традиционному месту казни в Тайберне, где теперь находится Мраморная арка. Некоторые смертники торжественно обставляли свое последнее путешествие. Джон Артур, знаменитый разбойник, вальяжно раскинулся в экипаже, и толпа приветствовала его, когда он делал остановки в трактирах по пути. До виселицы он добрался совершенно пьяным.
Чалонер был лишен такого комфорта. С тех пор как Парламент приравнял изготовление фальшивых монет к государственной измене, казнь фальшивомонетчиков стала производиться в соответствии с жесткими правилами, установленными для участников Порохового заговора Гая Фокса. Изменник не пил джин. Никто не приветствовал его. Чалонера привезли к месту казни на грубых санях — никаких колес. В семнадцатом столетии в Лондоне не было подземных коллекторов, сточные воды неслись к реке вдоль проезжих дорог. Когда сани подпрыгивали, нечистоты фонтаном обрызгивали одежду, руки и лицо осужденного. Чалонер упрямо твердил о своей невиновности, крича "зрителям, что его убивают лжесвидетельством". До лобного места в Тайберне он добрался мокрым, замерзшим, покрытым грязью — и беспощадно трезвым.
Способ, каким казнили предателей, не менялся с тех пор, как Эдуард I отправил на виселицу шотландского повстанца Уильяма Уоллеса. Осужденные должны были быть "повешены за шею,
[417] но не до смерти … сняты снова, и, пока вы все еще живы, ваши кишки должны быть вынуты и сожжены у вас на глазах, а ваши тела разделены на четыре части каждое, и ваши головы и четверти тела должны быть предоставлены в распоряжение короля". Фальшивомонетчики получили послабление: им было разрешено насмерть задохнуться в петле, так что их расчленяли уже мертвыми.
Ожидая очереди на виселицу, Чалонер еще раз выкрикнул, что "его убиваю т… под покровом закона". Священник приблизился к нему и снова попытался уговорить выказать раскаяние и смирение, требуемое от тех, кто находится перед лицом смерти. На сей раз Чалонер согласился и сделал передышку, "чтобы помолиться с большой горячностью".
Веревки свисали с трех поперечных балок треугольника "тайбернского дерева". Заключенные взбирались по лестнице, чтобы продеть головы в петлю. Виселица с люком, которая могла убить быстро, получила широкое распространение в Англии только через шестьдесят лет. Здесь же палач выбивал лестницу из-под ног осужденного, и тот повисал, дергаясь в судорожном "танце висельника", длившемся иногда несколько минут, пока несчастный не испускал дух.
В самом конце Чалонер проявил мужество. Он взошел на эшафот. Затем, "натянув колпак на глаза, [он] подчинился удару правосудия". Те, кто побогаче, нередко платили палачу, чтобы он потянул их за ноги и этим приблизил смерть. Но обнищавший Чалонер не мог себе этого позволить. Он был обречен медленно задыхаться в петле, пока наконец не затих к вящей радости толпы.
В какой могиле лежит Уильям Чалонер, неизвестно. Но у него есть настоящая эпитафия — последние строки биографии, напечатанной через несколько дней после его казни:
"Вот так жил и так умер человек, который мог бы принести пользу обществу, если бы подчинил свои таланты закону и добродетели. Но, поскольку он следовал только зову греха, он был отсечен, как порочный член".
[418]
Эпилог. Он не смог исчислить людское безумие
Исаак Ньютон не присутствовал на казни Уильяма Чалонера — нет ни одного намека на то, что он хотя бы намеревался сделать это. Ему нужно было преследовать других фальшивомонетчиков, и он продолжал трудиться в узких комнатах Тауэра.
Очевидно тем не менее, что после казни Чалонера преступный Лондон стал занимать его меньше. Проведя более двухсот допросов в течение напряженных месяцев этого расследования, за следующие полтора года Ньютон допросил по различным делам только шестьдесят человек. Возможно, он просто почивал на лаврах, которые принесла ему Большая перечеканка. С чисто производственной точки зрения валюта Англии стала тверже, чем когда-либо. Согласно кассиру Монетного двора Хоптону Хейнсу, благодаря "заботе этого джентльмена
[419] монета была доведена до необыкновенной точности … которая не была известна ни в одно царствование".
В конце 1699 года Ньютон получил награду за свои труды. Томас Нил, на редкость бесполезный мастер Монетного двора, впервые в жизни сделал что-то вовремя и в декабре скончался. Во времена, когда ключевую роль в английской политике играли протекции и взаимные обязательства, должность мастера была весьма прибыльной. Кроме жалования в пятьсот фунтов в год мастер получал плату за каждый фунт металла, обработанного в Монетном дворе. Большая перечеканка обеспечила Томасу Нилу дополнительные двадцать две тысячи фунтов дохода, притом что всю работу сделал Ньютон. Хотя Ньютон не пользовался особым политическим покровительством, он стал единственным смотрителем в истории, который с этой должности сразу переместился на пост мастера, — несомненно, благодаря его роли в спасении монетной системы Англии. Он занял новую должность в свой пятьдесят седьмой день рождения, на Рождество 1699 года.
