— Где ты ее достанешь? Она давно распродана.
— У моей мамы в книжном магазине блат.
— Дай почитать!
Учитель постучал по столу. Шум затих.
— Рейнис Карлович, у нас нет тетрадей. — Аллегро пошел с главного козыря. Перспектива писать сочинение его ничуть не вдохновляла.
Класс облегченно вздохнул.
Учитель порылся в своем пухлом портфеле и вытащих стопку белых листов.
— Юрис, раздай, пожалуйста!
Аллегро, кисло улыбаясь, стал обходить парты.
— Что, Байба?
— А на другую тему нельзя? Например, «Образ комсомольца в латышской советской литературе», или «Как я провел лето».
— Нет, на сей раз я хочу посмотреть, как работает ваша фантазия.
— Можно писать о чем угодно? О выдуманной сказочной стране, например, или о космосе? — спросил Петерис Лиепинь, сочинения которого были лучшими в классе. Он уже два года посылал в школьную стенгазету стихи под незатейливым псевдонимом «Ученик». Класс деликатно хранил его тайну, делая вид, что ничего не подозревает.
— Я же сказал — тема свободная. В порядке исключения отметки за сочинения ставить не буду.
С последних парт донесся облегченный вздох.
— Но это не значит, что вы можете сдать пустой листок. Разговоры постепенно затихли. В классе воцарилась рабочая тишина.
Рейнис Карлович неторопливо подошел к раскрытому окну. В груди тупо болело, словно чья-то рука схватила сердце и не отпускала. Нащупав в кармане пробирку с нитроглицерином, он привычным движением положил в рот маленькую таблетку. Боль отступила почти мгновенно.
Стоял теплый сентябрьский день. Воробьи барахтались в лужах и чирикали по-весеннему громко. Бабушки, усевшись в ряд на скамейке перед школой, поджидали своих первоклассников.
— Вчера мой пришел с разбитым носом. Юрис подножку подставил.
— Без отца растет, хорошего ждать нечего!
— Учительница жалуется: не слушается, говорит. По классу бродит во время уроков.
— А у моей внучки одни пятерки.
Из зала через открытое окно донеслась песня:
Ты куда летишь, соколик,
Крылышки твои из воска,
* * *
— И тут же оборвалась. Малыши поют. Вероятно, Иева Александ-ровна уловила неверно взятый тон. Молодая и удивительно энергичная, эта Иева Александровна. Да она и сама словно радостная песня. «Ты куда летишь, соколик...» Куда уж тут полетишь?! Дотянуть бы эти восьмые до весны и — на пенсию, засесть за рукопись. Это мой долг перед погибшими товарищами.
Рейнис Карлович обернулся к классу. Марга и Рита отпрянули друг от друга и нехотя стали писать. Неразлучны с первого класса, гордятся прозвищем «Сиамские близнецы», стараются одинаково одеваться. Вот и сейчас у обеих одинаковые белые кружевные воротнички.
Зайга Зиле, лучшая ученица класса, исписала уже третий лист. У нее все в порядке, и запятые на своих местах, и цитаты. А будут ли собственные мысли? Класс не любит Зайгу, дразнит зубрилой.
Анна Лиепа, прошлогодняя «Мисс-7 б», мечтательно уставилась на доску, словно надеясь что-нибудь списать. За лето она еще больше похорошела, светлые волосы вьются, носик мило вздернут. Только характер ершистый и язычок острый.
Санита влюбленным взглядом рассматривает свои туфли на платформе.
— Наши предки в таких навоз месили. — Это, конечно же, Клав, первый остряк в классе.
К то-то хихикнул.
— Дурак! — громко, на весь класс прошептала Санита.
Янис Круминь пишет взахлеб, вот уж удивительно. Санита задумчиво грызет ручку и посматривает на часы. Ее соседка по парте Байба Балтыня прикрыла написанное рукой, чтобы не видела Санита. Стесняется. Все эти годы Байба была средней ученицей, особыми способностями не выделялась, но и особых хлопот не доставляла. Кажется и ни с кем не дружила. На одной парте с Санитой сидит случайно — живут в одном доме. Вот, пожалуй, и все, что их объединяет. За лето Байба изменилась. Исчезла угловатость, тонкое личико обрамляет волна рыжеватых волос, заплетенных в длинную толстую косу. Гадкий утенок превращается в белого лебедя.
Размышления учителя прервал резкий звонок.
Рейнис Карлович обошел парты, собрал листки. Кто-то еще торопился дописать последнее предложение, большинство же бросилось из класса во двор.
Марга и Рита уселись на своей любимой скамейке, скрытой от чужих глаз пышными кустами сирени.
— Рассказывай же, не тяни!
— У нас в доме скоро будет маленький ребеночек, — на одном дыхании произнесла Марга. — Под Новый год! Мы долго решали, кто лучше — мальчик или девочка. Мама считает, что девочка, чтобы у меня была подруга на всю жизнь. Но ведь у меня есть ты, правда? Мы с папой хотим мальчика. Даже взяли календарь, чтобы имя выбрать. Папа, так тот просто помешался на Клаве, а мне, как вспомню нашего Клоуна, плохо делается. Теперь же такие имена есть! Ритварис, Анрис, Дросмис, Айгар, Арвил. А папе больше нравятся старомодные — Каспар, Мартынь, Кристап, Янис. У меня теперь совсем не будет времени. Мы с папой решили маму беречь. Я каждый день мою посуду и готовлю обед, а папа — покупает продукты и убирает квартиру. Просто ужас, что будет! Я умею только жарить картошку и яичницу, но не будешь же каждый день есть картошку и яичницу, опротивеет.
— Мы с бабушкой тебя научим. Она у нас знаешь как вкусно готовит!
Прозвенел звонок на урок.
— Завидую я тебе, Марга! Мне так нравятся совсем маленькие детишки, — тихо произнесла Рита. — Если бы моя мамочка не умерла во время родов, братику было бы уже семь лет.
Марга сжала Ритину руку, и обе, все так же в обнимку, помчались в класс.
* * *
Над городом бушевала гроза. Уличные фонари, словно маленькие яркие планеты, раскачивались на ветру. Небольшой квадрат неба над темнеющими корпусами домов вспыхивал белыми огнями. В стекла барабанили тяжелые капли дождя. При каждом раскате грома рамы жалобно звякали. Люди проснулись, кое-где зажегся свет. Улица бурлила, словно река в половодье. Разбрызгивая грязь, направлялись в депо последние троллейбусы. Ветер перебирал лежащие на столе Рейниса Карловича листки, и они тихо шуршали.
Где это было? В Латгалии, нет, возле Лубаны — так же раскалывалось небо, дождь лил потоками. Они с Мартынем должны были взорвать фашистский склад. Вот тогда-то Мартынь и потерял левую руку. Тридцать лет прошло, половина человеческой жизни. А эти четыре года, словно тень, преследуют везде и всюду. О них каждый день напоминает то пуля, застрявшая около сердца, то случайная встреча с бывшим боевым товарищем или траурное известие в газете: «После тяжелой и продолжительной болезни скончался участник Великой Отечественной войны, командир партизанского отряда...»
