— Что вы в пятницу сделали Байбе? — впившись взглядом в глаза Найковского, спросил Даумант.
— Ничего.
— Лжете! Санита видела, как Байба, вся в слезах, бежала по улице.
— Ты что, опять ее бил? — дрожащим голосом спросила мать.
— Нет, — солгал Найковский.
— Бил Байбу, бил, — злорадно выкрикнул Роландик. — Такую Байбе влепил пощечину, что только держись!
— И мало! Чтоб ее ноги в моем доме не было!
— Не забывайся, это и мой дом, и Байбы тоже.
— Роланд, а что было после того, как папа ударил Байбу? — присев на корточки перед мальчиком, спросил Даумант.
— А что мне за это будет?
— Хочешь настоящий револьвер, который стреляет?
— Хочу-у. Байба стала плакать и кричать, что она больше не может, что ее держат, как в тюрьме.
— А потом?
— А потом она убежала. Когда ты принесешь револьвер?
— Когда придет Байба. Я ей отдам. А вас... — повернулся Даумант к Найковскому, — если, с Байбой что-нибудь случилось, вас... — он уже не владел собой.
— Это мне ты угрожаешь? Может быть, сам девчонку испортил. А ну-ка, позвони, жена, в милицию, скажи — ворвался убийца, телефон — ноль два.
Даумант, громко хлопнув дверью, выбежал из квартиры Найковского.
* * *
— Хоть бы у Рейниса Карловича не было ничего серьезного, — переживала Анна, сидя в кафе «Вецрига» и ковыряя пирожное. — Не надо было тебе так кричать про Байбу.
— Думаешь, он из-за этого? — засомневалась Санита. — Чепуха! Полежит в больнице, полечится и выздоровеет. Даже хорошо, может быть, пришлют к нам молоденькую практикантку, не придется так зубрить. Ну вот, а теперь слушай... Только не падай в обморок! В субботу я была у Тагила на даче. И осталась ночевать. Маме сказала, что переночевала у тебя. Только не проболтайся.
Чашка с кофе, которую Анна только-только собралась поднести ко рту, застыла на полпути, глаза распахнулись от удивления.
— Честное-распречестное слово?
— Ы-гы, — подтвердила Санита с полным ртом.
— Байба тоже была?
— Эта Божья коровка? Были ребята из Тагилова ансамбля и... В общем так, слушай с самого начала. В пятницу, уже к вечеру, Байба промчалась по лестнице сама не своя: пальто нараспашку, глаза заплаканные, волосы растрепанные. А потом по улице понеслась, как ненормальная. Я, конечно, за ней. В вестибюле клуба налетаю на Тагила. Он про Байбу спрашивает. Ребята, мол, ждут, генеральная репетиция начинается, завтра выступать, а через полчаса освобождать зал. Ты бы слышала, как он отделал Байбу. Жуть прямо. Ну, а в самом конце — хоть всю жизнь гадай, не отгадаешь — пригласил меня в субботу на маленькую вечеринку. Не хватало одной дамы. Всю ночь я не спала, все обдумывала, что надеть. Кримпленовый брючный костюм уже не в моде, в нем, да еще с кружевами, я выгляжу желторотой первоклассницей. Надела голубое платье с серебристой нитью, которое мама купила на выпускной. Хорошо, что мои потащились в кино, оставила записку.
Машина, представляешь, несется под сто. Я рядом с Тагилом, ребята — позади, над чем-то смеются, а сердце у меня... так и прыгает от счастья. Я бы так хоть до Северного полюса мчалась. Потрясающе, грандиозно.
Ансамбль выступал в каком-то санатории. Программа всем понравилась, некоторые вещи даже играли на бис. А потом мы поехали к Тагилу на дачу. На самом берегу моря. Блеск, скажу я тебе. За соснами — было слышно — шумело море.
Тагил завел нас в большой холл. Горел камин, а на полу огромный пушистый ковер. Вокруг низенького столика удобные скамеечки на колесах. На стенах большие фотографии. На некоторых Тагил снят еще мальчишкой. Такое, честно, видела я только в иностранных журналах и кинофильмах. Наверх вела лестница, и там были комнаты.
Вдруг раздвинулись невидимые двери и появились три супердамы в джинсах и потрясных париках. Тагил нас познакомил — актриса, художница, пианистка, все, конечно, будущие. Художница пододвинула столик на колесах, а на нем что! Прямо глаза разбежались. Как в сказке, честно. В кофе они, конечно, добавили чего-то спиртного, так жгло в горле. От коньяка я сначала отказалась, боялась, что раскисну. Но актриса стала настаивать — надо, мол, со всеми наравне. Тагил включил магнитофон, потрясные вещи, честно. Танцевали до одури, а потом вповалку свалились на ковер перед камином. Смотрели на пылающие угли.
А потом — ну ничего не помню.
Утром просыпаюсь, смотрю — незнакомая комната, колоссальный туалетный столик с тремя зеркалами, широкая кровать, голубое атласное одеяло. Сначала не сообразила, где я. Порядочно, видно, вечером выпила. Смотрю — рядом, закутавшись в одеяло с головой, кто-то спит. Тагил, думаю. Меня аж в жар бросило. Стянула одеяло — жуть! Гирт, этот рыжий барабанщик! Изо рта вином разит, табачищем, противно прямо. Не понимаю, как он рядом оказался.
— А тебе не страшно было, что он,.. что ты...
— Что ты! Такой молокосос! Он был в стельку пьян. Разбудила его, спустились мы вниз. В комнате невообразимый кавардак. На полу
полупустые бутылки, закуски, у камина, завернувшись в ковер, спят будущая актриса и Эгил, ну, тот, что играет на электрооргане. Тагил и все остальные явились где-то к полудню, еле живые. Кое-как очухались, погуляли по берегу, проветрились, а вечером поехали домой. Ну, не колоссально? — хихикнула Санита.
Анна молчала. Но Санита этого даже не заметила.
— Тагил все-таки лучше всех! Как он танцует! А какие анекдоты рассказывает, животики надорвешь, — тараторила она.
— А как же Байба? — перебила ее Анна. — Ты сама сказала, что она смотрит на Тагила влюбленными глазами.
— Ты считаешь, она из-за меня? — притихла Санита. — Но как она могла узнать? Я никому ничего не рассказывала, только тебе.
Анна пожала плечами.
* * *
В то время, когда Даумант объяснялся с Найковским, а Санита расписывала Анне свои приключения, Байба, съежившаяся, маленькая, лежала в кабинете учителя пения Ирбе, укрывшись своим пальто. Большие глаза ее лихорадочно светились, лицо осунулось. Рука, потянувшаяся за стаканом воды, заметно дрожала. Но голова больше не болела, работала четко.
По коридору, громко переговариваясь, пробежали маленькие танцоры. Через минуту раздались звуки пианино и над головой затопали.
Постепенно она вспомнила, как оказалась здесь. В пятницу вечером она собиралась на репетицию, но отчим не пускал — заболел Роланд, надо было за ним ухаживать. Она ответила, что вернется через час, что в субботу вечером у них важный концерт и товарищей подводить нельзя.
— Тоже мне примадонна! Каждый вечер шляешься! — взорвался Найковский. — Если уйдешь, домой не возвращайся!
