– Какую огромную работу ты проделала. И зачем?
– У меня такое чувство, что мои родители – они не совсем мои. То есть даже совсем не мои.
– А чьи же? – рассмеялась тетя.
От ее громкого смеха тело завибрировало, «собачка» соскочила с заклинившего зубца и скользнула вниз. Злополучная молния раскрылась, а юбка, как и следовало ожидать, под силой гравитации упала на пол.
– Ой! – вскрикнула Стеша, кидаясь поднимать юбку. – Простите, пожалуйста! Я не нароч…
Но тут же она замерла, пораженно глядя на тетин живот. Тело у тети до сих пор было подтянутое. И трусики у тети были кокетливые, кружевные, но такое нижнее белье очень плохо прикрывает телеса. И Стеша с изумлением увидела, как от пупка и вниз у тети по животу бежит длинный, белый, давно зарубцевавшийся операционный шов. Как раз такой, какой должен был остаться после кесарева сечения.
– Тетя, так у вас тоже было кес…
И тут Стеша замолчала, озаренная внезапной догадкой.
– Не было никакой другой женщины, – пробормотала она. – Это были вы!
И все вдруг встало на свои места. И ее милые недотепы родители, которые вовек не смогли бы договориться об усыновлении ребенка с какой-нибудь чужой и посторонней им бабой. Зато они охотно приняли бы в свою семью на воспитание крохотную новорожденную племянницу. Приняли бы ее с восторгом, любили бы ее и баловали как родную. Да, вот такой поступок был вполне в их духе.
Также стало понятно и внезапно резко улучшившееся на момент беременности здоровье мамы, все ее таинственно растворившиеся болячки. Тетя-то как раз всегда отличалась отменным здоровьем и никогда по женской части никаких недомоганий не испытывала.
– Это вы меня родили, – прошептала Стеша. – Вы, а не мама!
В этот момент без всякого стука дверь палаты отворилась, и в нее вошел Игнат. Одного взгляда на опрокинутые лица женщин ему хватило для того, чтобы понять все.
– Ты ей наконец-то сказала? – спросил он у тети.
И, не дожидаясь ответа, раскрыл объятия и шагнул к Стеше.
– Девочка! Родная моя!
Грудь у Стеши сдавило, словно обручем. Как говорится, ни дохнуть ни пернуть. От нехватки воздуха она вся побледнела, позеленела, как кактус, но Игнат то ли не заметил этого, то ли приписал ее бледность душевному волнению.
– Доченька, – взволнованно произнес он, – если бы ты только знала, как долго я ждал этого счастливого момента, когда смогу назвать тебя так!
И пока Стеша пыталась хоть немного вдохнуть воздуха в свои задыхающиеся легкие, он крепко ее обнял и прижал к себе, совершенно тем самым выдавив из Стеши последние остатки кислорода. На какое-то время Стеше показалось, что она вот так и умрет, просто задохнется в объятиях у вновь обретенного папочки. А потом в глазах у нее потемнело, и вопрос, дышит она или не дышит, перестал Стешу как-то сам собой волновать. Сознание ее выключилось, и последнее, что она запомнила, был протестующий возглас ее тети.
– Посмотри, что ты наделал! – кричала она на него.
И кричала она точно так же сердито, как кричат на своих мужей миллионы других недовольных женщин.
Очнулась Стеша довольно скоро от энергичных похлопываний по щекам. Она открыла глаза и поняла, что в обмороке она пробыла совсем недолго. Тем не менее она уже лежала на кровати, и над ней склонились встревоженные лица тети и Игната.
– Как ты?
Стеша прислушалась к своему физическому состоянию.
– Вроде бы ничего.
У нее и впрямь ничего не болело, голова не кружилась, тошнить тоже не тошнило. Куда хуже было с состоянием моральным. Вот тут Стеша чувствовала себя раздавленной по полной программе. С помощью тети и Игната (или правильней теперь было говорить, ее мамы и папы) она села на кровати и уставилась на них.
– Так вы мои биологические родители? Я правильно догадалась?
Тетя взглянула на Игната предостерегающе. Но тот не обратил внимания и кивнул:
– Да, детка. Ты… рада?
– Не знаю. Рада, наверное.
Стеша и сама не могла понять, что она чувствует. Лучше ей или хуже оттого, что у нее теперь снова имеется полноценный родительский комплект?
– Вы можете мне нормально объяснить, как это все получилось?
– Мне кажется, ты уже и сама о многом догадалась. Но если хочешь, изволь. Как я тебе уже говорил, мы с твоей тет… с твоей мамой полюбили друг друга еще в ранней юности. Судьба не позволила нам быть вместе, но мы всегда помнили друг о друге.
– Да-да, историю вашей романтической привязанности, которую вы оба пронесли через всю свою жизнь, я помню. Со мной-то что? Как я появилась на свет?
– Какая ты нетерпеливая. Прямо я сам в молодости. Ну слушай, а потом твоя тетя забеременела.
– Это случилось в том домике, куда мы ездили? В Пушкине?
– Что ты! Много раньше, – ответила тетя. – Ты появилась на свет между Виктором Геннадьевичем и Сергеем Геннадьевичем.
То есть между первым и вторым мужьями. Так-так… Значит, был там крохотный промежуток, в который Стеша умудрилась втиснуться в насыщенную мужьями и мужчинами жизнь своей матери.
– Конечно, я была в отчаянии, когда обнаружила свою беременность. Игнат был вновь для меня недосягаем. Да я и не хотела связывать его ребенком. Но что мне было делать? Оставить тебя у себя я тоже не могла.
– Почему?
– Я была вдовой. Слава был уже взрослый, но еще недостаточно, чтобы я могла сказать: все, мальчик, живи теперь сам, я займусь воспитанием младшей. И потом, как быть с людьми, с их мнением? Они бы меня могли осудить. Ведь мужа у меня на тот момент не было.
– Да вы просто побоялись оставить меня себе. Отдали своему брату!
– Но ведь не в чужую семью. И сначала я поговорила с твоей мамой. Я хотела убедиться, что она одобрит эту идею. Я понимала, что мой брат будет счастлив, он мечтал о ребенке, но, увы, не мог его зачать сам, так что он бы принял племянника или племянницу как дар Божий. Но как насчет твоей мамы? Насчет нее у меня не было полной уверенности. А мне хотелось, чтобы ты была желанным ребенком, чтобы твоему появлению на свет радовались близкие тебе люди.
– И что же сказала мама?
– Представь, она совсем не колебалась. Ни единой минуточки. Бросилась мне на шею и заплакала. А потом сказала, что мечтала именно о таком варианте. Что он – ответ на ее молитвы. Что взять совсем чужого ребенка от неизвестных родителей ей было бы все же затруднительно. Никогда ведь не знаешь, что там за генетика вылезет. Но мой ребенок – это совсем другое дело, так она сказала.
– И ее даже не смутило, что отец у будущего ребенка – законченный уголовник?
– Не говори так о своем отце! – возмутилась тетя. – Он совсем не уголовник.
– Он сидел много раз!
