– А когда…
– Бесплатных слов я наговорил достаточно. Слышали? Потерпите до завтра. Я встречу вас на станции, если назовете точное время. Не путайте рамс.
– Простите, что?
– Не путайте рамс, сыщите-ка Мамс, – выдал он с нервическим смешком, слившимся с трескотней помех в трубке, и оставил меня наедине с моим недоумением.
Я поискал в Интернете расписание поездов – и уловил шутку. Чарли, видимо, ссылался на станцию с названием Олдхэм Мамс. Добраться туда из Эгхема можно за шесть часов, сделав пять пересадок. Пожалуй, все-таки надо было научиться водить машину. Наверное, подростком я бы сдал на права, вот только задача оказалась куда сложнее и ответственнее компьютерных гонок, в которые я тогда постоянно играл. Я звоню Трейси, чтобы сказать, что буду после часа дня, но он либо куда-то ушел, либо просто не берет трубку.
Проинформировав автоответчик о своих планах, я возвращаюсь к своему треду на «Муви Датабейз».
Прошу покорнейше извинить меня за то, что приходится ссылаться на факты, но составитель «Золотого века юмора» подтверждает мою правоту.
И да, мое имя – не ОШИБКА В ОПИСАНИИ. Это даже не мой ник.
Не слишком ли язвительно? По сравнению с коленцами Двусмешника – очень даже скромно. Поэтому я отправляю сообщение. Я не рассчитываю на его скорый ответ, но если он снова встрянет, мне останется только припечатать его своей книгой. Он и так отвлек меня от работы. Но завтра у него этот фокус не пройдет. Пусть зубоскалит в одиночестве.
10: Торфяники
В электричке мне выпадает сомнительная честь сидеть напротив какого-то долговязого подростка, который на протяжении трех часов залипал в игру на своем ноутбуке. У него такие длинные ноги, что его коленки упираются в мои. Я пытаюсь отвлечься на пейзаж за окном, но в сером безликом небе нет ни капельки утешения. Дорога выглядит настолько однообразной, что я теряю ощущение пространства и времени. На Манчестер-Пикадилли я понимаю, что сыт поездами по горло, и на своих двоих добираюсь через весь город до станции Виктория, торопливо лавируя между спешащими на обед обывателями. На поезд я еле-еле успеваю, запрыгиваю в последний вагон. Под аккомпанемент собственной одышки я, минуя ряды клерков, уткнувшихся в свои экранчики, добираюсь до ближайшего свободного сиденья и бухаюсь на него. Звонит телефон.
– Алло? – выдыхаю я с трудом.
– Кажется, вы удивлены? Или чем-то обеспокоены?
– Ни то, ни другое, – я делаю глубокий вдох. – Если вы, конечно, не звоните, чтобы сказать, что все отменяется.
– И как вам такое в голову пришло?
– Не знаю. Как-то.
– Ладно, замнем. Вы оставили мне сообщение?
– Да. Я назвал вам время приезда.
– Только и всего? Час дня, я помню. Ну, и где вы сейчас?
– Отъезжаю от Манчестера.
– Выйдите на той остановке, что после следующей.
– Что-то вы рамсы путаете. Мне нужно выйти на Мамс.
– Нет, – холод, звучащий в его голосе, буквально просачивается мне в ухо – кажется, он недоволен тем, что я вывернул его шутку наизнанку. – На той, что после следующей, – и Чарли Трейси дает отбой.
Поезд приближается к станции, напоминающей какой-то грубый набросок – начатый, но не завершенный проект. Под стальными навесами ютятся скелетоподобные лавчонки. Солнце вспыхивает на хромированных поручнях и бьет мне прямо в глаза, и прежде чем я смаргиваю эту болезненную белизну, мы уже подъезжаем к следующей, нужной мне остановке. Выглядит так же, как предыдущая. По крайней мере, я ощущаю твердую платформу под ногами, какой бы призрачной она ни была. По бетонному пандусу разбросан с десяток листовок, призывающих ВЗРЫВАТЬ МЕЧЕТИ и ОБЪЕДИНЯТЬСЯ БЕЛЫМ МЕНЬШИНСТВАМ. Пандус сбегает вниз, к улице, к ближайшему дому – вытянутому зданию без окон, чья серая кладка – почти такого же цвета, как хмурое небо над головой. Едва я ступаю на пандус, белый автофургон-развалюшка, припаркованный в тени здания прямо на разделительной линии, подмигивает мне фарами. На ржавом борту фургона все еще читается надпись «МУЛЬТФИЛЬМЫ, КИНО – ВЕСЕЛЬЯ ПОЛНО».
На сиденье водителя с трудом умещается мужчина – на нем серый спортивный костюм слоновьего размера; круглое лицо с мелкими чертами собрано в такую образцовую маску недовольства, что всякое дружелюбие хочется оставить при себе. Когда я залезаю к нему на переднее сиденье, то чуть не сбрасываю на пол массивный старый кинопроектор.
– Вели показ сегодня? – спрашиваю я, пока он открывает дверь и спрыгивает на дорогу.
– Нет, с чего вы взяли, – бурчит он в ответ. Я жду, пока он вразвалочку шагает к задним дверям фургона, отпирает их и ставит кинопроектор внутрь. Нутро фургона пусто. На полу я замечаю небольшой отрезок пленки – видимо, слетевшей с бобины проектора. Бросаю взгляд в зеркало заднего вида, убеждаюсь, что Чарли не смотрит, и поднимаю ее. Короткая – всего семь или восемь кадров; я не успеваю еще ничего рассмотреть, как задние двери с грохотом захлопываются, борта фургона сотрясает дрожь, из-за которой я чуть не роняю пленку. Но все же успеваю аккуратно смотать находку и сунуть в задний карман.
Чарли возвращается на водительское место. Оценивающе смотрит на меня, цыкает зубом.
– Деньги вперед, – коротко сообщает он.
Ничего не попишешь: я передаю ему конверт с новенькими, только-только из банка, хрустящими купюрами, он внимательно пересчитывает их. Надеюсь, интервью будет стоить того.
За окнами фургона – безрадостный пейзаж. Серое небо по-прежнему нависает над нами, городские виды все чаще перемежаются угрюмыми лесопарковыми зонами. Плавно, практически без зримого перехода, моим глазам предстал торфяник, поросший молодым вереском – наверняка весь в гадюках, выжидательно свернувшихся почти на каждой кочке. Торфяник черный и, насколько я могу судить, простирается от горизонта до горизонта. Одинокая придорожная стоянка, забавно контрастирующая с окружающей природой, пуста, если не считать фургона Чарли и старого столика для пикников с изрезанной вдоль и поперек деревянной столешницей.
Мы выходим. Чарли идет к столику и занимает большую часть скамейки, обращенной к дороге. Я же сажусь напротив.
– Мы здесь не случайно, – сообщает он. – Это что-то вроде моего личного места для уединенного времяпрепровождения. Здесь мобильный не ловит, – он ухмыляется. – А ведь они знай себе ждут, когда я выйду на связь.
– А о ком речь? – не совсем понимаю я.
– Ну вот, пожалуйста: какой-то чудик написал мне вчера посреди ночи и сказал, что хотел бы продать кое-какие фильмы, что могут показаться мне интересными. Прислал адрес, но когда я приехал по нему, оказалось, что дома с таким номером не существует. Я только что оттуда. Поэтому и захватил проектор – проверить на месте, есть ли там что-нибудь стоящее.
Его в открытую обвиняющий тон заставляет меня призадуматься.
