И тут до меня наконец дошло, что вся эта сцена не имела ко мне никакого отношения. Что Тимур здесь не для того, чтобы подкараулить меня — или любого другого затесавшегося в ряды его сотрудников шпиона. Что-то произошло во время операции. Что-то, что выбило этого могучего, сильного, невозмутимого человека из колеи, заставило скрываться от всех и напиваться в темноте. И я, к этому времени уже несколько месяцев тщательно изучавшая его переговоры и переписку, как мне казалось, могла предположить, что спровоцировало такую реакцию.
Я шагнула ближе, приняла из его рук стакан, пригубила обжигающий напиток и спросила негромко.
— Кто-то пострадал? Из мирного населения, да?
Глаза мои уже привыкли к темноте, и я видела, как Тимур тяжело дернул плечами и снова потянулся к бутылке.
— Да… Девчонка соседская, шестнадцать лет. Испугалась, запаниковала, выбежала из дома и попала под огонь. Допустимые потери…
Он глухо рассмеялся, и смех этот странным зловещим звуком прокатился по темной комнате. Я невольно передернула плечами.
— Тимур, давай включим свет, — предложила я.
Но он в темноте перехватил меня, сжал запястье горячей ладонью.
— Не надо!
Его прикосновение обожгло кожу, и вверх по руке побежали покалывающие электрические разряды. Но он тут же разжал ладонь и продолжил негромко:
— Не нужно света. Так… Так лучше.
— Хорошо, — согласилась я и покладисто подсела к столу.
Снова пригубила виски из своего стакана. Нужно было что-то сказать, как-то поддержать Тимура. Я ведь понимала, что сегодняшнее происшествие зацепило его не просто само по себе. Оно вызвало в его памяти крайне болезненные ассоциации.
— Тимур, ты ничего не мог сделать, — осторожно начала я. — Так бывает, это ужасно, больно, но неизбежно. Твои люди обезвредили группу бандитов, из-за которых такие девчонки гибли десятками. Вы предотвратили куда большие потери…
— Цифры, цифры…. Больше, меньше… — бессвязно отозвался он. — Ира, я про это все знаю, могу целую диссертацию написать. Суть в том, что за каждой цифрой стоит живой человек. Это чья-то дочь, сестра… невеста…
Не совсем понимая, что делаю, движимая только желанием быть ближе, помочь этому могучему сдержанному человеку, с которого внезапно слетела привычная маска, я поднялась, обогнула стол и подошла к Тимуру вплотную. Я впервые в жизни видела его таким уязвимым, это трогало до глубины души. Мне казалось, я будто всем нутром чувствую мучающую его боль. Как же мне хотелось сказать ему, что в тот самый страшный и в то же время определивший все момент его жизни он был не один. Что я, я была рядом с ним. Что я тоже видела убитую Фатиму, лежащую у каменных развалин, словно хрупкий надломленный цветок. Что я понимаю, что он оплакивает, и оплакиваю это вместе с ним. Но было нельзя. И потому я просто прикоснулась рукой к его плечу, наклонилась, и он вдруг подался ко мне, уткнулся лицом в шею и замер.
Это было так неожиданно, так не вязалось с нашими привычными образами, с устоявшимися между нами отношениями. Ни один из нас не двигался, я чувствовала лишь, как отчаянно колотится у меня в груди сердце, как его горячее дыхание опаляет шею и ресницы щекочут кожу.
И в эту секунду я вдруг поняла. Меня буквально осенило, и странно стало, что раньше я этого не осознавала. Ведь это было очевидно, ясно, как синее небо над Сунжегорском, как чистая ледяная вода в горном ручье. Ведь я любила его. Любила этого сильного, властного, невозмутимого, чуть надменного мужчину. Этого отважного, решительного и где-то в глубине по-настоящему доброго и ранимого человека. Наверное, любила с самого первого взгляда, с того дня, когда он кинулся наперерез понесшемуся коню и остановил его, взметя густую желтую пыль на тихой поселковой улице. Вот почему я тогда нарушила приказ. Вот почему я сделала это сейчас.
У меня вдруг надсадно заболело в груди. От осознания полной безнадежности своей мучительной нежности. Моя любовь, непрошеная, единственная, запрятанная так глубоко в сердце, что я сама о ней и не подозревала, была обречена с самого начала. И как бы мне, измученной многолетними скитаниями, войнами, приказами, заданиями, ни хотелось всей душой приникнуть к Тимуру, прислониться к его сильному надежному плечу и отдохнуть, я понимала, что этому никогда не бывать.
И потому я взяла себя в руки и сказала тихо и твердо:
— Ну-ну. Все хорошо. У тебя был сложный день. Давайте я вызову водителя. Дина, наверное, уже беспокоится.
Тимур моргнул, замер на секунду, а затем отстранился от меня и щелкнул переключателем настольной лампы. В кабинете вспыхнул теплый, желтый свет. И я только сейчас смогла разглядеть, какое усталое, вымотанное у Тимура лицо. Какие глубокие тени лежат под его покрасневшими воспаленными глазами.
Он взглянул на меня, чуть прищурился и произнес:
— Странно, иногда мне твое лицо кажется знакомым. Вот-вот мелькнет что-то, какое-то смутное воспоминание. Ощущение — вот сейчас ухватишь. А нет, ускользнуло.
Я вздрогнула. Мгновенно напряглись плечи, и внутри как будто все сжалось. И тут же взяла себя в руки и произнесла спокойно:
— Просто у меня среднестатистическая внешность.
А потом отвернулась, сняла трубку со стоящего на столе телефонного аппарата и набрала номер водителя Тимура.
Следующим утром Тимур появился в офисе в обычное время. Ни во взгляде, ни в его обращении ко мне не появилось абсолютно ничего нового. Он держался ровно — так же, как всегда, сдержанно и официально-доброжелательно. Как и положено держаться с коллегой, с которой по долгу службы проводишь вместе довольно много времени, но никакие личные отношения вас не связывают. Словно бы и не было этой ночной сцены в кабинете. Впрочем, возможно, он о ней забыл после выпитого виски.
Я, разумеется, тоже ни о чем не напоминала ему и вернулась к нашим прежним отношениям. Но при этом делать перед самой собой вид, будто не было этого озарения, посетившего меня, когда Тимур на пару секунд прижался ко мне, словно испуганный ребенок, я не могла.
Мне теперь предстояло жить с этим открытием. Понимать, что единственный мужчина, которого я за свою жизнь полюбила, совсем рядом и в то же время абсолютно недоступен. Я все же была достаточно рациональным человеком, чтобы отдавать себе отчет, что главной страстью Тимура была его работа, а также та власть, которой он был наделен уже много лет. Мне в его судьбе не было места.
А дальше, словно бы расклад этот и без того не был достаточно драматичным, судьба снова перетасовала его, ввернув новое обстоятельство. Из Москвы пришла информация по моему запросу. Крупная сумма денег, перевод которой производился с компьютера Тимура с помощью онлайн-банка, оказалась на счету Мамеда Закирова, того самого киллера, которого застрелили при попытке покушения на Асланбекова.
Когда я впервые прочитала это сообщение, мне показалось, что ровные черные буквы начали расползаться у меня перед глазами. Этого не могло быть. Ведь я все же не первый год работала в отделе аналитики, я научилась разбираться в людях, составлять их психологический портрет. И по составленному мной портрету Тимура выходило, что он никак не мог заказать главу региона, даже если бы и не одобрял какие-то его методы, даже если и считал, что при его предшественнике край развивался лучше. И в то же время где-то в подсознании постоянно нудил противный голосок, вопрошавший:
