Однако любоваться местными красотами было некогда — посреди комнаты на циновке лежал Тагильцев. Его бескровное лицо было запрокинуто к потолку, из приоткрытого рта вырывалось сорванное дыхание. Чуть поодаль на приземистой табуреточке невозмутимо восседал лама Санакуш и перебирал сухо пощелкивающие каменные четки. У ног его терлась большая черная кошка.
— Ага, вот, значит, где ваше логово, шарлатаны! — заорал Миша. — Что, думали, не найду? Не на того напали!
Он кинулся к Александру и принялся трясти его за плечи.
— Саня, Саня, очнись! Ты что с ним сделал, гипнотизер хренов! — зыркнул он глазами на ламу. — Да ты же еле держишься. Чем он тут тебя обкурил?
Тагильцев, ухватившись за его плечо, с трудом встал на ноги, пошатнулся.
— Пошли отсюда! — поволок его к выходу Миша. — Это ж надо, сам же тебя сюда завез. Ну теперь ничего, теперь я просек, что за делишки они тут обделывают. Заманивают в свою секту, гипнотизируют, наркотой пичкают…
— Подожди, — с трудом пробормотал Тагильцев. Он обернулся к ламе.
Тот с легкой улыбкой смотрел на друзей.
— Возможно, ты сочтешь правильным прислушаться к словам своего спутника, — произнес он. — Если же нет… Приходи, и я помогу тебе. Но помни, о чем я тебя предупреждал.
— Он запомнит, он все запомнит, я уж постараюсь, — с угрозой в голосе заявил Грушин. — А что забудет, так я напомню. И ментам кое-что про ваши упражнения тут расскажу. Посмотрим, как вы тут запоете, когда к вам ОМОН явится. Он вам устроит маски-шоу, сучьи вы морды!
— Замолчи, — тихо попросил Александр. — Ты не понимаешь…
— Ишь, запудрили мозги мужику, — сокрушенно покачал головой Миша. — Ниче, Саня, ща примем на грудь, у тебя сразу вся эта хрень из башки повылезет. Пошли, пошли.
И, сграбастав обессиленного Тагильцева за плечи, поволок его в коридор.
* * *
За окном дышала холодом горная ночь. Александр, обессиленный, ничком лежал на тахте в домике Кары. Час назад сердобольная хозяйка принесла ему кружку алтайского чая, пообещав, что он поможет гостю восстановить силы. Этот местный чай был похож, скорее, на кашу или суп-пюре. Всезнающий Грушин объяснил, что делают его на основе особым образом прожаренной и измельченной ячменной крупы, а затем добавляют топленое масло и черный чай с молоком.
Звучало все это не слишком аппетитно, запах от густого напитка тоже шел тяжелый. Однако, сделав всего несколько глотков, Тагильцев и в самом деле почувствовал себя лучше. Дрожь, сотрясавшая тело, отступила, ноги и руки согрелись, к лицу прилила кровь. Все еще стоявшие перед его глазами страшные видения как будто поблекли. Дыхание стало ровным, и в голове снова прояснилось.
Миша Грушин не преминул воспользоваться тем, что состояние Александра улучшилось, и тут же разразился речью, обличающей засевших в монастыре хитроумных манипуляторов.
— Видал одного аферюгу, — Миша распалился не на шутку, тряс бородой и бешено жестикулировал. — Общину основал в деревне под Рязанью. Я, говорит, пророк Ярило… Или еще какое-то там Дурило, не помню. Ну тоже фокусы-шмокусы, предсказания будущего, трали-вали-пассатижи. Народ к нему пер как заведенный. Особенно, понимаешь, у кого жизнь не задалась — жена там ушла, муж-пропойца, дети-дебилы, начальник — падла африканская. Униженные и оскорбленные, на хрен. Он их всех типа благословлял и к себе принимал. Но не за так, а если пожертвуют бабло на благоустройство общины. Вкалывать заставлял, как цуциков, а жрать одну морковь. Типа не фига тут, голод помогает душе очиститься. А кто помер от такой жизни, тот, значит, нечистый был, грешник закоренелый, — и плакать не о чем.
— Миша, погоди, — попытался прервать его Тагильцев.
— Ты лежи, лежи, приходи в чувство, — успокаивал его Грушин. — Хрен знает, каким дерьмом тебя этот далай-лама обкурил.
В комнату сунул было нос шустрый сын Кары, но Миша прикрикнул на него:
— А ну геть отсюда, шкет!
«Местное население тут не помощник, — размышлял он про себя. — Сами-то, понятно, давно с катушек съехали под чутким руководством этого Сранакуша. Только масла в огонь подливать будут. А Саню спасать надо, по всему видно, ухайдакали мужика».
— Ну так вот, повязали потом экстрасенса этого долбаного. И знаешь, че оказалось? Он же, гад, домину себе в Швейцарии отгрохал — все на добровольные взносы своих приспешников. Вот оно как, а ты говоришь — мистика. Тьфу!
— Нет, он не аферист, — убежденно возразил Тагильцев. — Может быть, он человек подлый, жестокий — с этим я не спорю. Возможно, он лжет мне из каких-то своих побуждений. Но он действительно обладает сверхспособностями…
— Это с чего ты взял? — скептически скривился Миша. — Потому что он тебя обкурил чем-то и пару фокусов показал?
— Не только, — качнул головой Тагильцев. Он чуть приподнялся и посмотрел на Мишу покаянно. — Послушай, ты меня извини. Я с самого начала не был с тобой честен. Наплел что-то про кризис среднего возраста…
— Да ладно, — отмахнулся Миша. — Че думаешь, я купился, что ты на край света поперся решать какие-то там вопросы бытия? Как говорится, слепому ясно, что тут замешана любовь.
— Любовь… — горько пробормотал Тагильцев. — Мы вот все так часто про нее говорим, считаем себя очень знающими, опытными, циничными. А как прижмет, оказывается, что ни черта мы всю жизнь не понимали.
Он снова отхлебнул из миски со странным пахучим чаем и начал свой рассказ:
— Я, понимаешь, может, в детстве книжек каких начитался: рыцарство, романтика, все дела… Или мозги у меня набекрень были с самого рождения. Я не знаю. Но вот всегда казалось, что это все… — он неопределенно покрутил пальцами, — ну… несерьезно, что ли. Что вот когда встретится женщина, которая предназначена мне судьбой… глупо звучит, я знаю, но иначе не скажешь. Так вот, мне всегда казалось, что я это почувствую. Ну там колокол какой-то в голове ударит. И я все ждал, ждал… И ничего. Вот встречаюсь с какой-нибудь девушкой, вроде и нравится она мне. И я ей не противен, а… не щелкает. Понимаешь?
— Пф, очень даже! — заверил Миша, усмехнувшись в бороду. — Отлично тебя понимаю, брателло! Была как-то у меня одна зазноба… Ну ладно, это потом. Ты дальше рассказывай!
— На одной даже почти женился, — продолжал Александр. — Договорились уже почти, она платье заказала. А я смотрю на нее и понимаю, что у меня это платье больше эмоций вызывает, чем она.
— А че за баба-то? — заинтересовался Миша. — Известная?
— Не скажу, — отмахнулся Тагильцев. — Еще напишешь потом куда-нибудь.
— Обижаешь! — взревел Миша, гордо выпятив вперед живот. — Да я… Да чтоб про друга…
— Ну, не важно, актриса одна, — все-таки не раскололся Александр. — Какая теперь разница? Все равно все оказалось — не то. А как-то раз ехал вечером из области домой после встречи с важным клиентом. Смотрю, девчонка какая-то голосует на обочине. Ну я и решил ее подвезти — поздно уже было, дорога пригородная, до ближайшего поселка далеко. Притормозил, а она дверь приоткрыла, забралась на сиденье и говорит: «За все — сто долларов». А я так растерялся, не понял сначала. «За что, — спрашиваю, — сто долларов?» А она: «Ты что, идиот? Как это, за что?»
