Старик пробурчал:
– Заказали двух! И вон же есть вторая!
Дяденька на момент отвлекся, из бутылки полилось Лене на ноги. Она дернулась, стала отодвигаться в угол.
– Да пей ты, шкода маленькая!
Он схватил ее за косу и больно дернул, задрав ей голову подбородком вверх, и стал лить из бутылки прямо в закрытый рот, жидкость попала ей в ноздри, все обожгла, как йод, Лена начала кашлять, задыхаться, отворачиваться. Но дядька крепко держал ее за косу, приговаривая:
– Пей, дура. А ты что, дед, не видишь, что ту девку пасут вон там двое амбалов? Они уже ко мне подходили. Я с ними не боец.
Дядька отвлекся на разговор со стариком. Лена уже не сопротивлялась, бутылка стучала ей о зубы, но Лена догадалась, схватила губами горлышко бутылки и заткнула его языком. Так можно было дышать. Язык пекло как огнем.
– Ну так мальчишку того веди сюда, – прохрипел старик и закашлялся.
– А! Они и его тоже пасут! Хитрый ты. Сам и веди.
– Да покажи им нож. У тебя ведь есть.
– У них-то что, нет ножа?
– Заказ был на двоих, понял? – сказал старик. – С тебя три шкуры сдерут.
– Так, сюда уже идут. Все, надо ехать. – И тут дяденька поднял бутылку, оценивающе поглядел на нее и отпустил косу Лены:
– Ну, сто грамм она приняла. Всё. Пока хватит. Лена согнулась, положила голову на колени.
И дяденька полез на переднее сиденье к рулю.
Но к машине уже подошли те двое жующих жвачку, в черных куртках и шапочках. Один из них пнул ногой по дверце:
– Открывай, побазарим.
– Ты, идиот форменный, – захрипел старик, – быстрее едем!
Пока толстый дяденька с трудом пропихивался к рулю, один из тех, кто жевал жвачку у машины, вдруг достал газету, развернул ее, разделил на две и старательно накрыл двумя листами все ветровое стекло. Уголки он приклеил жвачкой, это было видно.
Старик выругался. Так же дяденьки поступили и с боковыми стеклами.
В машине стемнело. Ничего было не разглядеть. Забравшийся на место водителя толстый дяденька завел мотор. Но снаружи стали шуровать в замке дверцы чем-то железным.
– У них отмычка, всё. Вызывай милицию, – закричал дяденька.
– Какая милиция, куда я ее вызову с пьяной девочкой в машине? От нее водкой несет! – рявкнул старик. – Езжай наобум лазаря! Наезжай на них! Дави! Газеты упадут!
Дяденька тронул машину, она поехала, и тут же раздался металлический скрежет.
– О, въехали, – прохрипел старик, – теперь всё. Снаружи сыпались удары и раздавалась ругань.
– Щас вызываем патруль, – крикнули снаружи. – Вот с вами разберутся, педофилы!
– Выпусти ее, – сказал старик, – пусть катится. Она ихняя. Отдай им. Но ты свое не получишь, понял? Ничего не получишь.
Толстый дяденька извернулся, приоткрыл Лене заднюю дверь и тихо сказал:
– Беги отсюда быстро, катись, а то они тебя разрежут на куски. Пригнись и уматывай.
Он схватил Лену за косу и сильно толкнул ее вниз, в приоткрытую дверцу. Она, собравшись в комок, вывалилась в узкую щель и оказалась между двумя машинами, упала на асфальт, ободрала себе ладони, но тут же легла. Тем временем дверца тихо защелкнулась, причем на Лену сверху шлепнулся рюкзак.
Она подхватила его и поползла под днище соседней машины. Там ей пришлось немного полежать, отдышаться.
Потом Лена, извиваясь на животе как змейка, выползла с другой стороны и опять нырнула под следующую машину. Но тут она уже выбралась сзади, там, где было ограждение стоянки, потому что с этой стороны ее не было видно тем двоим, жевавшим жвачку.
Здесь она уже открыто перепрыгнула какой-то барьер и помчалась через шоссе, таща рюкзак в руке – надевать его было некогда. Она летела как вихрь, проскакивала перед идущими машинами, ей гудели, от нее с визгом уворачивались.
Наконец она добежала до другой стороны проспекта и влетела во двор какого-то дома.
Все подъезды были заперты. Только вдали виднелась приоткрытая стеклянная дверь подвального магазинчика.
Лена вошла туда, со свистом дыша, надела рюкзак, спустилась по лестнице, тревожно оглядываясь, не бегут ли за ней, нет ли топота по ступеням.
Продавщица подняла голову, принюхалась и испуганно смотрела на Лену, широко открыв глаза.
В стеклянной дверце холодильного шкафа, где у продавщицы хранились бутылки с водой, Лена смутно увидела себя – лицо, куртка и руки в маслянистых черных пятнах, волосы торчат как у ведьмы, лента потерялась, коса расплелась.
Лена сказала:
– Извините!
И поднялась во двор. Там она поставила рюкзак на скамейку, зачерпнула воды из лужи, протерла лицо, руки.
Потом сняла грязную куртку, вытерла лицо подолом майки, подумала и надела куртку навыворот. У куртки была подкладка коричневого цвета, правда, вся в темных потеках, но можно было притвориться, что так и полагается.
После этого Лена пятерней причесалась, порылась и нашла свою дурацкую шапку, напялила ее и затем, завязав шнурки на почерневших от машинного масла кроссовках, тронулась с места.
Дальше она действовала с умом, на проезжую часть больше не выходила, а шла по мокрому газону. На каком-то повороте ей встретилась девушка, и Лена хрипло спросила ее, где метро.
Девушка объяснила, тоже невольно принюхиваясь и хмуря брови. Еще бы! От куртки сильно пахло!
– А как это метро называется? – не отставала Лена, понимая, что человеку неприятно с ней разговаривать. Но что было делать!
Девушка, поморщившись, ответила и ушла. Оказалось, что совсем рядом родное, свое метро. Только это был другой выход. Пришлось перебираться через шоссе еще раз, но уже вместе с другими пешеходами, под светофором. Лена, правда, пряталась за спинами, зорко глядя в сторону далекого «Макдоналдса».
Наконец она добралась до подъезда, заклиная в душе, чтобы мамочка уже была дома.
Девочка немного постояла под дверью, прислушиваясь. Вот привычно заорала бабушка:
– Ах ты, гадина! Сколько потратила! Убью! – Грохот.
– Вот тебе. Вот тебе.
Лена звонила и звонила в дверь.
Слава богу, мама вернулась.
Открыла, конечно, бабушка. Она потянула ноздрями воздух.
– Водку ты уже пила, – бесцветно сказала она. – Всё. Ну что, люди, знайте, за что убивают. Под мужиком побывала. Куртка шиворот-навыворот. Она стащила с Лены шапку.
– Волосы… Где коса? Косы, что, нет? Вся встрёпана. Я ее берегла. Я за ней следила. Иди, иди сюда. Я за себя не отвечаю. Я в подавленном состоянии. Я убью, мне ничего не будет. Я надеялась тебя продать за очень большие деньги. Замуж рано, но объявлений много было. Я бы окупила всё. Теперь что. Иди сюда.
