– Ну, не томи! Что выяснил?
– Очень интересную вещь. Но я по порядку. Прилетел я, зашел в областную управу, а мой знакомый, с которым я в Академии МВД учился, уже, оказывается, в отставке. Пошел я к нему, посидели, поговорили, и попросил я его свести меня с начальником областной налоговой. Он через своих знакомых и устроил встречу…
– Короче можно? – недовольно спросил Игорь Петрович.
– Ради бога! У того язва обострилась, вот он на общероссийское совещание налоговиков в Москву и не поехал. Заместителя отправил. Тот вернулся и тут же заявил, что нужно срочно начинать проверку твоего предприятия. Начальник ему на это: с какого такого перепуга, если его уже трясли так, что даже наизнанку вывернули? А заместитель одно твердит: надо проверять, и все! Указание такое Москва дала. Начальник обалдел и позвонил начальству в Москву, объяснил, что предприятие только-только от одной проверки оправилось, и, если сейчас по новой начать, так рабочие такой хай поднимут, что в Москве слышно будет, потому что народ в Благодарске лихой, другие люди на Северном Урале не приживаются. А ему в ответ из Москвы: какой такой павлин-мавлин? Какая проверка? Никто такого указания не давал! Работайте спокойно. Ну, начальник своего зама отымел словесно самым циничным образом и спрашивает: „Ты что ж, меня, сукин сын, подсидеть хочешь? Подставить, чтобы меня сняли, а ты мое кресло займешь?“ А тот чуть не плачет, пяткой себя в грудь бьет и клянется, что прямо на совещании им было сказано, чтобы, вернувшись, тут же приступали к проверке предприятий Болотина. Вот таким путем, Петрович!
– То есть если бы начальник сам поехал, то, вернувшись, тоже начал бы проверять, – задумчиво произнес Болотин. – Да что ж их там, загипнотизировали, что ли?
– Ты мне таких вопросов не задавай! Я в этом не разбираюсь! Скажи лучше, эта проверка на твои дела как-то влияет?
– Да нет, люди в курсе, что меня прессуют, но из-за нее придется еще подвинуться в цене. Ну, сволочи! Я большую часть жизни на свой бизнес угробил, а сейчас вынужден смотреть, как какая-то мразь мое дело разваливает, и ничего не могу сделать. Чтоб они сдохли самой лютой смертью, какая только есть на свете!
Раздался какой-то шум, затем всполошенный голос Садовникова:
– Петрович, ты чего? Может, „Скорую“?
– Не надо, – слабым голосом отказался Болотин. – Нитроглицерин из кармана достань и дай две таблетки сразу. Должно отпустить.
Некоторое время было тихо, а потом Садовников осторожно спросил:
– Ну, ты как?
– Получше, – отозвался Игорь Петрович. – Я вот что подумал, помру вот так в одночасье, и все дело накроется, а я этого не хочу. Сейчас окончательно приду в себя, и поедем мы с тобой к нотариусу. Напишу-ка я на тебя доверенность, чтобы ты мог и контракты подписать, и акции на новых владельцев перерегистрировать. С деньгами там схема простая, я тебе потом все объясню. Новое завещание я еще в октябре составил и там четко прописал, что жить все будут на проценты с основного капитала, потому что давать им в руки живые деньги нельзя – не умеют они с ними обращаться.
– Ну, если ты мне доходчиво объяснишь, что и как надо делать, то я тебя не подведу, – очень серьезно заявил Садовников. – Только не торопился бы ты себя хоронить раньше времени.
– А это уж как судьба распорядится. И еще у меня просьба к тебе будет. Ильич, поклянись, что поддержишь Ольгу с девочками. Я понимаю, что из России ты никогда не уедешь, но хотя бы пока они здесь. Ей же совершенно не к кому прислониться. На Петьку надежды нет, не будет меня, он окончательно сопьется. Гошку в этом случае Галька заберет. И не столько он сам ей будет нужен, сколько его деньги. И останется Ольга с девочками одна, а она совершенно беспомощная, в жизни ничего не понимает, думает, что в ней все, как в книгах. Я могу на тебя рассчитывать?
– Петрович, я тебе клянусь, что буду поддерживать Ольгу с девочками насколько моих сил хватит, – торжественно произнес Садовников».
Запись кончилась, и, сколько Гуров с Ликой ни ждали, больше там ничего не было.
– Ты можешь сделать копию с этой записи? – спросил Лев.
– Могу и сделаю прямо сейчас, но уберу в сейф, потому что предавать гласности ее преждевременно. Давайте сначала обсудим ее с Александровым.
– Это из-за сеанса массового гипноза?
– Это не гипноз, Лев Иванович. Вы уж мне поверьте, что человеку такое не под силу, – очень серьезно сказала Лика. – Давайте быстро пообедаем, потому что потом на это уже может не быть времени, и поедем к нему.
В руках у нее все горело, так что и обед был быстро готов, и запись сделана, и вот они уже ехали к Олегу Михайловичу, с которым Лика предварительно созвонилась.
Помня свой разговор с ним, Гуров предложил не прокручивать всю запись целиком, а ограничиться последним отрывком, объяснив это тем, что не стоит занятого человека от дел отрывать. На самом деле он не хотел, чтобы Александров именно сейчас узнал, как на бизнесе и здоровье Болотина отразилась санкционированная им и никому, кроме него самого, не нужная проверка. А вот, когда все закончится, тогда можно будет дать ему послушать, особенно про «асфальтовый каток». Может, в следующий раз без нужды злобствовать не будет. Конечно, это мелкая месть, слону дробина, но хоть что-то.
И все получилось так, как запланировал Лев, правда, предварительно ему пришлось в общих чертах обрисовать результаты работы и направление дальнейших поисков. Как он и ожидал, Александров этим удовлетворился, напомнил, что любая помощь будет оказана и так далее, но потом вступила Лика и включила запись. Олег Михайлович прослушал ее два раза, мрачнея с каждой минутой все больше и больше, а потом предельно вежливо попросил Гурова немного подождать в приемной, но голос у него был такой, что Льву стало не по себе. Разговаривали они вдвоем действительно недолго, Лика выглянула из кабинета и позвала его обратно.
– Лев Иванович, это очень важная информация, и она должна остаться в этих стенах. Вы даже не можете себе представить, насколько все серьезно.
– Могу, Олег Михайлович. Лика сказала, что человеку такое не под силу, значит, был использован какой-то аппарат. И никто не гарантирует, что его не применят на заседании Государственной думы для того, чтобы принять какой-нибудь закон, от которого вся Россия на дыбы встанет, или объявить импичмент президенту. А то и против самого президента на какой-нибудь встрече с журналистами используют, чтобы дискредитировать его. Я прав?
– К сожалению, да! – вздохнул Александров. – Мне сказали, что вы помирились со своими друзьями и сейчас работаете вместе. – Гуров кивнул. – Так вот, это не для них! Сейчас мы трое знаем о том, что произошло, Степана попозже введет в курс дела Анжелика, и давайте этим ограничимся.
– Еще Садовников и Болотин, – поправил его Лев.
– Болотин в искусственной коме, а Садовников не имеет связи с окружающим миром, – возразил Александров. – Очень надеюсь, что к моменту их выздоровления проблема будет решена. Предупреждаю сразу, что ее решением будете заниматься не только вы, другие ведомства также будут задействованы. Обследование помещения, где проходило совещание, проверка людей и все прочее вас не касается. Отложите в сторону все! Того, кто строил козни Болотину и стрелял в него, вы и потом вычислите, а уж мы найдем хоть на дне морском и накажем. Сейчас для вас главное – это дело! У вас есть то преимущество, что этот инцидент напрямую связан с Болотиным, вы уже в теме, вот и разрабатывайте ее. Я даю вам карт-бланш. – Голос его звенел от ярости. – Задерживайте всех, кого сочтете нужным, арестовывайте, допрашивайте, проводите обыски, любые ваши действия будут оправданы, но найдите тех, кто устроил это… – Он замялся, подбирая нужное слово, и Гуров сказал:
