Охранник рванул к ней, и тут Гуров стал свидетелем вещи, по определению невозможной – от удара ноги Лики этот здоровый лоб отлетел в угол, сбив по дороге кадку с пальмой, и скромно затих.
– А теперь можешь вызывать полицию, – великодушно разрешила секретарше Лика. – Но лучше сразу ОМОН. Вот веселуха начнется!
Поняв, что власть поменялась, секретарша достала ключ и, потирая лоб, прошептала:
– Сейчас здесь всем заправляет старший охраны Левшин, а зам Игоря Петровича даже нос боится из кабинета лишний раз высунуть. Он сейчас похоронами занимается. А его комната – вторая направо.
– Кабинет Болотина заперт? – так же тихо спросил ее Лев.
– Да! Ольга Леонидовна лично заперла, ключ с собой забрала и запретила туда даже уборщице заходить. Она вообще какая-то не такая была. Ой, Лев Иванович, а это правда, что она про Василия Ильича говорила? Мы же его все знаем. Они с Игорем Петровичем друзья неразлейвода. А она о нем такие гадости!
– Понимаешь, Валюша, когда она узнала о том, что произошло с мужем, у нее случился нервный срыв, вот она немного и того, – многозначительно посмотрел на нее Гуров.
– Совсем сумасшедшая стала? – испуганно пролепетала секретарша.
– Нет, но лечиться ей придется долго – у нее очень чувствительная нервная система.
– Как же ее выпустили? Врачи не доглядели? – Глаза Вали горели от любопытства – еще бы! Такие новости! Будет что остальным рассказать!
– Ну, отпустили-то ее с адвокатом, потому что думали, она по делам поедет. Кто же знал, что она такое учудит?
И тут раздался полный ласкового ехидства голос Лики:
– А вот и наш маленький проснулся! «Агу» уже связно сказать можешь?
Лев повернулся и увидел, что она обращается к вылезавшему из угла охраннику.
– Че издеваешься? – обиженно буркнул тот. – Кто же знал, что ты саватом владеешь?
– Это не сават, маленький, это тхэквондо, – поправила она его. – Почувствуй разницу. Впрочем, ты ее уже почувствовал. Пойдемте, Лев Иванович, нам делом надо заниматься, а не просветительской работой.
Кабинет Садовникова встретил их идеальной пустотой, аж эхо гуляло. Ни компьютера, ни книг на полках, пустые ящики письменного, в общем, абсолютно ничего.
– Кажется, я всерьез разозлился, – пробормотал Гуров.
– А я все жду: и когда же это произойдет? – всплеснула руками Лика. – По-моему, уже давно пора.
Они вернулись в приемную, и Лев спросил у секретарши:
– Куда делись все вещи из кабинета Садовникова?
Но, поскольку охранник бодрствовал, та безмолвствовала.
– Понятно, – сказала Лика и поманила охранника к себе: – Продолжим наши игры.
– Ты не больно зарывайся, – угрожающе прорычал тот. – Один раз от неожиданности не считается. Ведь я же нечаянно и убить могу, а отвечать за тебя не хочется.
– Ребенок, ты видел, как кот летающую муху ловит? – самым дружелюбным тоном поинтересовалась Лика.
– Ну! – не понимая, к чему она клонит, пробурчал охранник.
– А ты хоть раз видел, чтобы он ее поймал? Поэтому не быкуй, а отвечай, куда все делось.
– Был приказ выкинуть, вот и выкинули.
– Чей приказ? – терпеливо продолжала она.
– Кто надо, тот и приказал.
– Нет, ты меня все-таки не понял, – вздохнула Лика, направляясь к нему.
– Все, ты меня достала! – разъярился он, двигаясь ей навстречу.
Гуров напрягся, готовый в любой момент броситься на парня, потому что женщина и есть женщина, чем бы она ни владела. Но его помощь не потребовалась. Он так и не понял, как Лика оказалась сбоку от охранника, а потом, шагнув в сторону, спокойно наблюдала, как тот, пунцово-красный, рухнув на колени и схватившись за бок, пытается вдохнуть, но у него ничего не получается.
– Я что? Для собственного удовольствия работаю? – возмутилась Лика.
Гуров опомнился и повернулся к Вале.
– Левшин, – почти беззвучно произнесла она. – И не выкинули, а сложили в коробку и увезли.
– Ну, на нет и суда нет, – громко произнес Гуров и позвал Лику: – Пошли, бандитка!
– Вот не дал он мне досмотреть самое интересное! – пожаловалась она секретарше, и они вышли.
– Меня от твоих фокусов когда-нибудь инфаркт хватит, – пробормотал Лев, когда они спускались вниз, и уже в машине спросил: – Лика, где у нас распечатка с телефонов Любимова? Мне номер Ларионова, он же Ольшевский, нужен.
– Дома – кто же знал, что он вам сейчас может понадобиться? Только, я думаю, не надо вам ему звонить. Садовников немного окрепнет и сам нам все расскажет.
– Лика, давай договоримся, что каждый из нас будет заниматься своим делом, – хоть и мягко, но одернул ее Гуров – она еще будет указывать ему, что делать!
– Как знаете, – равнодушно ответила Лика. – А возвращаться действительно пора. Сейчас все съезжаться начнут, новостями обменяемся и решим, как нам дальше жить. А мне еще ужин готовить.
Дома Лика, начисто отвергнув его помощь, принялась за готовку, а он взял распечатку, пришел с ней в кухню и позвонил Ольшевскому. Тот долго не отвечал – должно быть, недоумевал, кто может ему звонить с незнакомого номера, а потом все-таки ответил.
– Цезарь! Гуров моя фамилия, – представился Лев. – Ты на чужую территорию влез. Поэтому ты сейчас сложишь в одну коробку все, что забрал из карманов, кабинета и дома Садовникова, и привезешь ее со всем этим, можешь не лично, на Петровку, 38, где оставишь у дежурного для меня. Я его предупрежу. И еще одно: чтобы девочки и Строева завтра были дома, а то ты у меня сядешь за похищение человека со стопроцентной гарантией. Двенадцать лет как с куста. У меня все.
Если Гуров и рассчитывал получить ответ, то ошибся, его собеседник просто отключил телефон.
– Вот мерзавец! – не сдержался Лев. – Даже словом меня не удостоил!
Он тут же связался с дежурным и предупредил, чтобы тот немедленно позвонил ему, если для него привезут посылку. Отложив телефон, откинулся на спинку стула и устало закрыл глаза.
– Думаете, подействует? – с сомнением в голосе спросила Лика.
– Обязательно! – ответил Гуров одним из своих любимых выражений.
Ольшевский был взбешен! В бумагах Садовникова он с первого раза ничего не понял, но самым тщательным образом их скопировал, чтобы разобраться потом. Записи он, прослушивая, тоже скопировал, они-то его и разозлили, потому что все оказалось совсем не так, как говорили Строева и Болотина. Он отлично разбирался в людях – жизнь научила, да и не дураком родился, поэтому понял, что женщины не лгали, их самих изначально обманули. Немного успокоившись, он решил Марии пока ничего не сообщать и через охранника связался с Ольгой и рассказал ей, как на самом деле обстояли дела. На нее известие о том, что над ней издевался собственный муж, подействовало так, что она впала в жесточайшую истерику. Пришлось звать врача, колоть ей успокоительное, но и тогда она не сразу заснула, а продолжала рыдать. Потом Ольшевский поехал к Нахимсону, который, едва увидев его, поинтересовался:
