Гуров посмотрел на Лику, и та в ответ покачала головой, давая понять, что еще ничего мужу не рассказывала. Увидев это, Орлов с Крячко тоже переглянулись и помрачнели – от них явно что-то скрывали. Лев сделал вид, что ничего не заметил, и спросил:
– Петр, что с делами Ольшевского?
– Запросил я их. Те, по которым он был осужден, уже привезли, в кабинете у тебя лежат. Те, что до суда не дошли, на подходе, – недовольным голосом ответил Орлов. – По удостоверениям. С уверенностью девяносто девять и девять десятых это работа Мартына. Сообщаю, что он был найден мертвым у себя на работе 21 ноября утром. – И, не выдержав, взорвался: – Нет ну, что же это такое творится! Всех зачищают!
– Кстати, об Ольшевском, – влез Савельев. – Вы знаете, что он три года в малолетке чалился?
– Стой-годи! – насторожился Петр Николаевич. – Я по нему справку запрашивал, там о малолетке ни слова не было.
– Вы будете смеяться, но я подобную справку тоже читал. А тут вдруг такая приятная неожиданность! Человека я уже отправил, чтобы он на месте разобрался.
– Господи! Да что ж мне, разорваться, что ли! – чуть не взвыл Гуров. – Степа! Там надо очень основательно и глубоко копать. Если Ольшевский сумел скрыть, что был на малолетке, значит, там что-то зарыто.
– Не волнуйтесь, Лев Иванович, я «таксу» отправил, а лучше по норной охоте нет. Этот все раскопает и привезет.
– Ну, смотри! Это очень важно! Стас, что у тебя по ЧОПу?
– Парней защищает Волынский, и этим все сказано. У него разговор короткий: «Что конкретно вы можете вменить задержанным?» А у нас на парней ничего нет! Если сейчас кто-то скажет: 303-ю за то, что они полы вымыли, я буду кусаться! У меня все! – зло ответил Крячко.
– Значит, никаких доказательств того, что именно они проникли в дом Болотина, нет? – спросил Гуров, и Стас только помотал головой. – Но я вот чувствую, что это они были…
– Скажи это Волынскому, – хмуро бросили Крячко.
– Ладно! Дайте мне только с основным делом разобраться, а потом я этим займусь. А теперь слушайте, что мы с Ликой нашли. Это послание Садовникова мне. – И Гуров рассказал друзьям все, за исключением «гипноза».
– Господи-и-и! – простонал Крячко. – Одна дура-баба может такого наворопятить, что пол-Москвы не знает, как это расхлебать. Не вылези она со своей истерикой на публику, и с Ильичом бы ничего не случилось, и мы бы, как угорелые кошки, не носились.
Орлов терпел-терпел, а потом не выдержал и все-таки спросил:
– Чего вы здесь переглядывались? Говорите, что еще случилось!
– Петр Николаевич, вы – сами офицер и понимаете, что такое приказ, – мягко сказала Лика. – Случилась очень нехорошая вещь, которая напрямую связана с делом Болотина, но говорить, что конкретно, мы не имеем права. Когда, бог даст, все благополучно закончится, я обещаю, что мы вам расскажем. Ну, в рамках дозволенного, конечно.
– Что значит, «сами офицер»? – возмутился Крячко. – Вы же…
– Извините, Станислав Васильевич, но мы с вами в одном звании, – спокойно сказал Степан.
– Степа, ты же говорил, что вы люди гражданские, – напомнил удивленный Гуров.
– Ну, мало ли что я говорил, – отмахнулся тот.
– Та-а-ак, господа офицеры, это уже совсем другой разговор. Значит, дело еще серьезнее? – протянул Орлов.
– Намного, – выразительно ответила Лика. – И нам нужна ваша помощь.
Орлов не успел ответить, как зазвонил сотовый Савельева. Он выслушал то, что ему сказали, пожал плечами и, бросив:
– Пойду, разберусь, – вышел.
Вернулся генерал минут через пятнадцать в обнимку с коробкой и объяснил:
– Охране на въезде кто-то позвонил и попросил передать мне коробку, что возле будки стоит. Ну, терроризмом сейчас все пуганые. Парень вышел, посмотрел, а она даже открытая. Внутри бумаги и кассеты диктофонные, а сверху листок бумаги. Вот, – протянул он его Льву.
На листке было написано: «Савельеву для Гурова». Лев мгновенно вскипел:
– Ну, что за сволочь этот Цезарь! Ведь мог же через дежурного передать, как я велел, так он выпендриться решил. Показать, что полностью в курсе моих дел и знает, где я сейчас живу.
– Будем надеяться, что он не в курсе наших дел, – выразительно произнесла Лика, посмотрев на мужа, который ответил ей понимающим взглядом.
– Главное, что угроза подействовала, и Цезарь отдал нам документы, – примирительно произнес Орлов. – Это и хорошо, и плохо. Хорошо потому, что мы хотя бы в первом приближении сможем узнать, что насобирал Ильич, а плохо потому, что отход ко сну откладывается на неопределенное время.
Все посмотрели на часы – шел первый час ночи. Крячко почесал затылок и задумчиво произнес:
– Что-то меня об эту пору всегда закусить тянет. Давайте отбивные на всех пожарю, что ли, – и полез хозяйничать.
Остальные же, освободив середину стола, стали выкладывать бумаги: ежедневники, отдельные листы, блокноты, даже записки на маленьких листочках и диктофонные кассеты.
– Лика, унеси кассеты, – попросил Гуров. – Мы уже знаем, что на них, вот пусть они здесь нам и не мешают.
Она их унесла куда-то, а мужчины, оценив объем работы, дружно вздохнули: ну и где здесь искать, а главное – что?
– Логично рассуждая, нужные для нас записи Ильича должны быть зашифрованы, потому что Болотин сказал ему, что в офисе много лишних ушей, а это значит, еще глаз и языков. Предлагаю открыть сайт концерна и сверять с ним попадающиеся имена и фамилии – записи-то будут не только о нашем деле, но и чисто рабочие. Так мы хоть немного времени сохраним и лишних людей отсечем. Все попадающиеся посторонние имена, клички, фамилии и прозвища выписывать на отдельный листок – потом обсудим. Точно так же с номерами машин, если попадутся – потом пробьем по базе ГИБДД. Начинаем с записей последнего года, если ничего в них не найдем, будем смотреть предыдущие. Ну, приступим, благословясь!
Крячко колдовал у плиты, от которой распространялись чарующие ароматы, а остальные зарылись в бумагах. Подсовываемые Стасом отбивные, сопровождаемые его же шипением: «А ну ешь, тебе говорят, пока не остыло! Зря, что ли, я старался!», елись методом возмутительно-варварским – насаживались на вилку и откусывались с краю, о хлебе же начисто забыли, не до него было. И тут Льву, который сосредоточился на разборе отдельных записей, попал в руки лист с двенадцатью написанными в столбик непонятно чего: прозвищами, псевдонимами, кличками… Часть из них была зачеркнута, а четыре нет: Сало, Нитка, Медь и Знамя. Причем именно так, с большой буквы. А еще Знамя и Сало были соединены дугой со стрелками на обоих концах.
Гуров поднялся и принялся расхаживать по кухне-столовой из конца в конец, благо размеры позволяли, причем в одной руке у него был листок, а во второй – вилка с остатками отбивной. Он старательно бубнил себе под нос, выстраивая логический ряд:
