Он снова дернул затвором предохранителя и вскинул руку. Я почти машинально отвернулась: второй раз смотреть на черное дуло, нацеленное мне в лоб, не было никаких сил. Но мой мучитель не спешил второй раз спускать курок.
— А может, перед смертью ты хочешь узнать всю правду? В конце концов, не просто же так этот дурень Марк подарил тебе еще несколько минут жизни, — спохватился Саврасов и спрятал пистолет обратно в кобуру. — Хочешь, расскажу, как все было на самом деле? Тебе ведь наверняка интересно?
Я сморгнула с глаз влагу и кивнула.
— Не слышу! — глумился подлый человек, которого я столько времени считала своим товарищем.
— Хочу, — заставила себя выговорить я, но мой осипший голос был едва слышен за ночными шумами, наполнявшими дом из разбитых окон и неплотно прикрытых дверей.
— Хорошо! — залихватски махнул рукой Саврасов. — Расскажу! Но сначала приведу еще одного твоего дружка — наверняка ему тоже будет жутко интересно послушать мою историю. Тем более что он наконец-то узнает, какую роль на самом деле играла ты!
Я и глазом моргнуть не успела, как он выскользнул из комнаты. Послышались тяжелые шаги, хруст ступенек, скрип, едва различимые голоса и потом странные звуки — как будто по полу волокли тяжелый мешок с картошкой. Но то был не мешок. Саврасов втолкнул в комнату связанного по рукам и ногам, но, несмотря на это, отчаянно сопротивляющегося Кронштадтского. Едва Антон заметил меня, как сразу же перестал вырываться, а когда взгляд его остановился на Марке, лежащем на полу в луже крови, он и вовсе мертвецки побледнел. Саврасову было достаточно просто толкнуть его рукой, чтобы он безвольно повалился на пол да так и остался сидеть у платяного шкафа и во все глаза таращился на труп Полонского.
— Ну что ж, теперь все действующие лица в сборе, — заявил Саврасов, — и я могу вам поведать одну историю…
Он схватил у стены стул, развернул спинкой к себе и лихо оседлал.
— Жил-был один полицейский. Очень долго он верой и правдой служил Отечеству, ловил преступников, разоблачал мошенников и взяточников. Пока в один прекрасный момент ему все это не осточертело и он не понял, что преступники и коррупционеры не переведутся никогда. И вместо того, чтобы бессмысленно бороться с ветряными мельницами, на самом деле лучше работать с ними в одной упряжке — так и правильней, и… денежней. И тогда этот самый полицейский начал двойную жизнь: для своих сослуживцев он был доблестным и справедливым борцом с преступностью, а для всех тарасовских бандитов — верным помощником и своим человеком по прозвищу Филин.
— Филин — это ты? — догадалась я.
— Верно! — махнул пистолетом в мою сторону Саврасов. — И все было бы хорошо. Но однажды ко мне в кафе за обедом подсел некий тип и стал рассказывать, что есть такой оборотень в погонах по прозвищу Филин, который работает в одной связке с преступниками: отмазывает одних и сажает других. Ушлый парнишка, конечно, не просто так делился со мной этой информацией: в обмен на архив с компроматом он хотел получить деньги. В тот же день я перевернул все вверх дном, но узнал кое-что об этом типе. Его звали Макс Кудасов, он был журналистом. И этот оборотистый мальчишка умудрился собрать компромат на многих тарасовских и даже столичных персон. И когда ему нужно было, он потихоньку начинал тянуть за ниточки и выуживать понемногу деньги из тех, на кого так долго и кропотливо собирал информацию.
— И тогда ты решил его просто убить и забрать компромат? — спросила я.
— Нда… И надо же было так случиться, что как раз накануне этот дурень проигрался Прохору Федосееву и оставил весь архив с компроматом ему в залог! Да, я вытряс из этого недоумка правду, но было уже поздно…
— И ты начал охоту на Прохора?
— Его дело как раз поступило в мой отдел, но сам Федосеев словно сквозь землю провалился! Мы на сто рядов прочесали весь город, но так и не нашли никаких следов. Прошло месяца три — и вдруг наши ребята поймали одного из бывших информаторов Прохора, Ника Ветлицкого. Этот тип в первый же день начал рассказывать, что босс непременно вытащит его из беды, тем более что и возможности у него имеются: мол, некий Филин с большой охотой сослужит любую службу Федосееву. То есть этот Федосеев успел внимательно изучить все дела из компромата и начал трепаться налево и направо о том, что ему удалось узнать…
— И тогда ты вспомнил о глупой честной Женечке, которая уж точно не могла быть замешана во всех ваших темных делишках, не сомневалась в твоей честности, и компроматом ее было не запугать! Так, да? — Я горько рассмеялась.
— Между прочим, ты прекрасно справилась со своей ролью! — воскликнул Саврасов. — Без тебя я бы нипочем не догадался, что Прохор Федосеев и Антон Кронштадтский — это один и тот же человек.
— Но за что ты, сволочь, убил Митю?! — выкрикнула я.
— По твоей наводке, — отрезал он.
— Как по моей?
— Ты же сболтнула, что именно Митька отдал компромат Графченко. Я подумал, что весь остальной архив тоже у него. За пару часов я нашел его логово — кстати, тебе за это отдельное спасибо! Ты очень подробно описала машину, на которой ездил Митька, — собственно говоря, по этой машине я его и нашел. Она принадлежала Митькиному дяде, и мальчишка отсиживался у него в гараже… Вообще-то я не хотел его убивать — просто толкнул в сердцах. А он, падая, в темноте ударился о какую-то железяку в гараже и проломил себе череп. Тогда я решил подкинуть труп в квартиру, где ты должна была встретиться с Марком, чтобы замести следы и навести подозрения на него. Но ты со своими догадками о том, что Марк непричастен к убийству Мити…
— Ну а что с компроматом, из-за которого ты убил Митю? — устало вздохнула я. — Получил ты его?
— Нет, но… — начал Саврасов.
Внезапно раздался голос Антона:
— Я скажу, где компромат. Но только если ты ее отпустишь.
Саврасов удивленно вскинул брови и обернулся к нему.
— Дружок, — ласково улыбнулся он, — ты, может, чего не понял? Она работала на полицейских. Сливала мне всю информацию о ваших действиях и перемещениях! У нее было задание вывести полицию на Прохора Федосеева.
— Я скажу, где компромат. Если ты ее отпустишь, — упрямо повторил Антон.
— Ты посмотри на него! — хлопнул себя руками по бокам Саврасов. — Одного совесть заела, и он бросился прикрывать ее грудью — и второй туда же!
Он прошелся по комнате, заложив руки за спину. Потом пружинисто остановился около меня и вдруг схватил за волосы, рванул назад, так что голова у меня запрокинулась, и одним движением приставил к горлу пистолет.
— А вот так если? — ласково обратился он к Антону. — Или я ее убиваю прямо сейчас, или ты говоришь правду. Где компромат?
Я едва слышно прохрипела:
— Скажи, иначе он и тебя убьет!
С запрокинутой головой я не могла видеть Антона — только деревянные струганые доски потолка, и больше ничего. Прошла минута — а может, и больше. Я чувствовала только холодное дуло пистолета, плотно прижатое к моей шее, и бешено колотящееся сердце у себя в груди.
