– Она сказала тебе нечто такое, от чего тебе не захотелось ее убивать, но ты все равно убил. Внезапно Дэвис стал красным как свекла и, казалось, впал в транс. Я мог свободно читать его мысли: он снова видел картину убийства. Немного поколебавшись, он признался, что женщина заговорила о муже – сказала, что тот очень болен, может быть, даже умирает, и она о нем сильно беспокоится. Не исключено, что с ее стороны это было уловкой, а может, и нет – этого я не знал. Но совершенно очевидно, что ее слова подействовали на Дэвиса.
– Я же не прятал лица. Она меня видела. Я был вынужден ее убить.
Несколько секунд я хранил молчание, потом заговорил снова:
– Ты ведь у нее что-то взял?
Дэвис опять кивнул и рассказал, что залез к женщине в кошелек и достал из него фотографию, на которой она была изображена с мужем и ребенком во время празднования Рождества.
До этого разговора я Дэвиса никогда не встречал, но теперь у меня в голове стало складываться о нем представление.
– Ты и на кладбище ходил, Чарли?
Дэвис вспыхнул, и это убедило меня, что он следил за газетами и знал, где похоронена жертва.
– Ты пошел, потому что после последнего убийства тебе сделалось тошно. Что-то принес с собой и положил на могилу.
Остальные заключенные замерли и слушали разинув рты (Ох и красуется господин Дуглас, ох красуется и красуется…примечание murder’s site).
– Ты что-то принес с собой на кладбище. Что это было, Чарли? Та фотография?
Он снова кивнул и уронил голову на грудь. Я не творил волшебства и «не извлекал из цилиндра кролика», как могли решить заключенные. Я только строил догадки, но они основывались на определенных знаниях, поисках и опыте, который накопился у меня и моих коллег и который мы постоянно продолжали пополнять. Например, мы выяснили, что старинный стереотип, согласно которому убийцу должно тянуть на могилу жертвы, очень часто подтверждается на практике, хотя преступник приходит туда совсем не по тем причинам, о которых мы думали раньше. Поведение отражает личность.
Наша работа необходима еще и по той причине, что природа тяжких преступлений постоянно меняется. Мы хорошо изучили преступления, связанные с распространением наркотиков, захлестнувшие, точно эпидемия чумы, большинство наших городов, преступления с применением огнестрельного оружия, ставшие повседневным явлением и позором нации. Но раньше участниками таких преступлений становились, как правило, люди так или иначе друг друга знавшие. Теперь картина выглядела иной. Еще в начале 60-х годов раскрываемость убийств в США составляла намного больше 90 %. Сегодня изменилось и это положение. Несмотря на впечатляющее развитие науки и технологии, на наступление компьютерной эры, а также на возросшее число полицейских, подготовленных и экипированных несравненно лучше, чем раньше, процент убийств растет, а процент раскрываемости падает. Больше и больше преступлений совершается против незнакомых людей «чужаками». Во многих случаях отсутствуют мотивы, с которыми можно было бы работать, или, по крайней мере, мотивы явные, «логические».
Традиционно убийства и другие тяжкие преступления были достаточно понятны правоохранительным органам. Они проистекали из чрезмерного проявления таких чувств, которые может испытывать каждый из нас: гнева, жадности, ревности, жажды наживы и мести. Считалось, что, если справиться с эмоциями, прекратится разгул преступлений. Кто-то, безусловно, погибал бы, но полиция обычно знала, кого искать и за что.
Но в последние годы проявился новый тип преступлений – серийный. Преступник чаще всего не останавливается до тех пор, пока его не поймают. И от убийства к убийству набирается опыта, совершенствуя свои методы и усложняя сценарий. Я специально употребил слово «проявился», потому что до какой-то степени он существовал и раньше – с 80-х годов прошлого века, когда в Лондоне орудовал Джек Потрошитель, первый серийный убийца в мире. И я специально сказал «преступник», поскольку по причинам, которые мы будем рассматривать далее, почти все серийные преступления совершаются мужчинами. Серийный убийца – явление, по всей видимости, гораздо более старое, чем мы привыкли думать. Возможно, доходящие до нас рассказы и легенды о ведьмах, оборотнях и вампирах – это всего лишь попытка выразить ужас, который жители небольших, изолированных городков Европы и прежней Америки испытывали перед извращениями, считающимися теперь чуть ли не чем-то само собой разумеющимся. Монстры могли быть только существами сверхъестественными и поэтому никоим образом не должны походить на нас.
Серийные убийцы и насильники гораздо сильнее обычных преступников сбивают с толку и будоражат умы, и их намного труднее поймать. Отчасти потому, что их действия мотивируются более сложным комплексом факторов. От этого их образ становится расплывчатым – они как бы не подвластны естественным чувствам, и невозможно ни сострадать им, ни винить и упрекать их.
Иногда единственный способ их поймать – научиться думать, как они. Пусть читатель не ждет, что в этой книге я собираюсь выдавать тщательно оберегаемые секреты методики расследования и предоставлять их в руки потенциальных убийц. Я хочу рассказать, как мы развивали поведенческий подход к созданию портрета преступника, анализу преступления и стратегии расследования. Даже если бы я пожелал, никаких секретов я бы выдать не смог: хотя бы потому, что лучшим агентам с опытом, чтобы попасть в мое подразделение, приходится проходить двухгодичную подготовку. И еще потому, что, сколько бы преступник ни прятался, воображая, что знает нашу методику, сколько бы ни пытался сбить с толку, этим самым он лишь дает в наши руки лишние поведенческие ключи.
Много десятилетий назад сэр Артур Конан Доил вложил в уста Шерлока Холмса фразу: «Исключительность неизбежно дает нам ключ. Чем бесцветнее и обыденнее преступление, тем труднее его раскрыть». Другими словами, чем многочисленнее поведенческие нюансы, тем детальнее психологический портрет убийцы и анализ преступления, который мы предоставляем местной полиции. А чем детальнее портрет, тем меньше подозреваемых, а значит – больше времени на поиски настоящего преступника. В связи с этим сразу хочу сделать еще одно замечание: Исследовательское подразделение поддержки, которое является частью Национального центра анализа особо опасных преступлений ФБР в Квонтико, не ловит преступников. Повторю еще раз: мы не ловим преступников. Этим занимается местная полиция и, учитывая, какое колоссальное давление она испытывает, в большинстве случаев делает свою работу чертовски хорошо. Мы же стараемся ей помочь, направляя расследование в нужную сторону и предлагая активные меры, способные выявить преступника. А когда его ловят – я снова подчеркиваю: полицейские, а не мы, – вырабатываем основные подходы и приемы, которые на процессе позволяют прокурору в полной мере раскрыть истинную личность подсудимого.
Мы имеем такую возможность благодаря исследовательской работе и накопленному специальному опыту. Ведь если, например, какое-нибудь полицейское управление, скажем, на Среднем Западе впервые сталкивается с серийным убийством, то мы занимались сотнями, если не тысячами подобных преступлений.
