Потому что Надежда кричала. Это не так просто убивать человека, даже такого злодея. Надя кричала дико и пронзительно.
Может быть, от ее страшного крика второй охранник свалился на пол, закрывая голову руками и тоже дико крича:
— Не стреляй! Не стреляй! Не стреляй!
Виктора положили в больницу. Мишку — тоже. Правда, по разным причинам. Но условие было — обоих в одну.
Мишка стал приходить к Виктору, которого по-прежнему путал с Вадимом.
— Дядя Вадик, ты уколов не бойся, — говорил он. — Это полезные уколы. Один раз больно, зато всю жизнь здоров.
Виктор слушал маленького философа и думал:
«Господи, какой умный! Как же я с ним? Дурак ведь дураком!»
С полицией начались проблемы, но быстро разрешились, как только Фифи вмешалась в дело.
Она быстро отыскала адвоката, который за три дня свел все к самому благополучному исходу. Адвокат был чудный. Впрочем, за такие деньги можно было нанять целую армию защитников.
Он даже ухитрился послать в Россию бумаги на пересмотр дела Виктора Кротова. Был вполне уверен в успехе, но на всякий случай посоветовал Виктору из Франции не выезжать.
А вот Вадим уезжал.
С Надеждой у него был длинный и очень добрый разговор. Она, конечно, оставалась. Мишку вот-вот должны были начать лечить. Но оставалась она еще и из-за Виктора.
Вадим все понял. К этому последние дни все и шло. Он теперь остался один. Он должен был вернуться в Спасск, он оставил там столько недоделанных дел.
Пришел проститься с братом. Особенно не поговорили. Виктор был уверен, что расстаются ненадолго. Так, мелочи какие-то обсудили. Обнялись. Рука у Виктора заживала.
Внимание прессы Вадиму надоело, поэтому он скрыл день и час своего отъезда. Выбрал самый неудобный ночной рейс, тихонько выбрался из гостиницы и отправился в Орли.
Он ехал домой. Ночной Париж не спал, только был как-то вял и задумчив.
«А ведь я сюда еще вернусь, — подумал Вадим. — И вообще, есть еще порох в пороховницах. Спасск — гнездо. Но надо же из гнезда вылетать хоть иногда. Скажем, сокровища Тутанхамона…»
К окошку регистрации стояло всего пять человек. Никто не говорил по-русски. Это расстроило Вадима, но не сильно. Как-то на душе было тоскливо, не хотелось сейчас ни с кем говорить.
Он протянул регистраторше билет. Она внимательно осмотрела его и, сказав: «Момент!», куда-то убежала.
Вадим облокотился о стойку, заскучал.
— Мерд! Террибль! — услышал он вдруг за спиной и даже не успел догадаться, что ругательные слова эти относятся к нему, потому что, едва обернувшись, получил звонкую оплеуху.
Фифи! Она была просто фурия в этот момент.
Такие заковыристые и темпераментные ругательства были под силу только отъявленным клошарам с набережной Сены.
— Ты негодяй! Подонок! Дерьмо! Импотент! Дикарь! Думаешь, я в тебя втрескалась? Да ты придурок! Кретин! Можешь уезжать в свою Россию! Не заплачу! Подумаешь, говно на палочке! Я на тебя плюю! Ты! Вали отсюда! Нам тут таких не надо!
Вадим поставил на пол свой чемодан, схватил Фифи и притянул к себе.
— Поехали со мной? — сказал он.
Спасск встречал их, как героев. Фифи все время охала и ахала, щелкала фотоаппаратом и направо-налево «поливала» окрестности видеокамерой.
Уже на вокзале в Налимске их встречал мэр. Подали хлеб-соль. Дети были с цветами. Даже оркестр духовой.
Вадим жутко смущался, а Фифи чувствовала себя, как рыба в воде. Словно она всегда принимала такие знаки всенародного обожания. Отломила кусочек хлеба, макнула в солонку, съела, трижды поцеловалась — правда, не с мэром, а с его водителем, который выглядел не менее представительно.
Кавалькада машин тронулась по дороге к родному городу.
— Музей восстановим, — говорил мэр, — улицу назовем имени Никиты Назарова. Мемориальную доску повесим. И Николая Ивановича Боброва не забудем. Его имя уже носит ваша школа.
— Стойте! — сказал вдруг Вадим.
Машины остановились, а Вадим, оставив в машине недоумевающих хозяев и растерянную Фифи, пошел через высокую траву к монастырю.
Почему он сделал это? Он и сам не знал. Только решил он сейчас, что на восстановление этого старого здания отдаст столько, сколько нужно будет. А ведь никогда особенно верующим не был. Разве что иконку носил, Иоанна Воина.
«Кстати, где она?» — подумал Вадим, опуская руку в привычный карман, где всегда был образок с ликом святого покровителя всех ищущих.
Иконки не было. Нет, она не потерялась. Карман был застегнут, даже зашпилен большой английской булавкой. Вадим переложил иконку из портсигара только недавно, в поезде.
Иконка исчезла.
И почему-то Вадим этим обстоятельством расстроен не был.
«Все возвращается на круги своя», — подумал он.
Не зная, что эти же слова были сказаны когда-то отцом Артемием Никите Назарову.
