Три школы. Три детских сада. Одни ясли. Одна больница. Пять автобусных маршрутов. Военный аэродром неподалеку. Вечно над головами жужжат истребители и бомбардировщики. Недавно пустили телевидение.
Неизвестный основатель Спасска не страдал обилием фантазии. Если смотреть на крупномасштабную карту, видно, что улицы тянутся либо сверху вниз, либо справа налево, образуя в местах пересечения прямые углы.
Прямоугольной можно назвать и жизнь обитателей города Спасска. Прямоугольной и тоскливой. Главное и единственное развлечение — сходить на досуге в церковь, ставшую на заре Советской власти дворцом культуры с огромным красно-белым транспарантом «Добро пожаловать!», намертво прикрепленным к покатому куполу. Заштопанный экран, сношенный механизм кинопроектора, ужасающие копии фильмов компенсировались возможностью безнаказанно обниматься на заднем ряду. Что еще нужно для счастья?
В магазинах — шаром покати. Неопределенного цвета тяжелые кирпичи хлеба привозят раз в неделю. Мороженое в вафельных стаканчиках — раз в месяц. Охота запрещена — кругом заповедники.
Все жители Спасска были знакомы друг с другом. Почти все. Если не по имени-фамилии» то хотя бы в лицо. Естественно, все про всех всё знали. Самая страшная и заветная тайна становилась достоянием общественности в рекордно короткие сроки. Быть может, сравнение не очень подходящее, но Спасск напоминал собой огромную коммунальную квартиру.
Люди привыкли к монотонному течению скучнейшей жизни, привыкли, что каждый следующий день похож, как две капли воды, на предыдущий. Такая жизнь не тяготила их. Они с неподдельной радостью и воодушевлением вышагивали стройными рядами «по главной улице с оркестром» Первого мая и Седьмого ноября, сообща украшали гигантского размера новогоднюю елку на площади Ильича, у здания горкома партии, гнали самогон из яблок, благо все окрестные поля были в садах, ходили друг к другу в гости по поводу и без повода, ссорились, мирились, вновь ссорились и вновь мирились, остро переживали Карибский кризис и принимали близко к сердцу убийство президента Кеннеди, устраивали дни физкультурника, совершая забеги в майках и семейных трусах от химического комбината до текстильной фабрики, а молодежь любила подраться двор на двор.
Это случилось первого декабря тысяча девятьсот шестьдесят третьего года. Было очень холодно, далеко за тридцать.
Но Сергея бросило в жар. Увидев ее, он почувствовал ручеек пота, скатывавшегося меж лопаток.
Он знал, что Надежда уже более двух лет в разводе, что ее бывший муженек уехал в область, уехал навсегда, что она вроде бы свободна…
Сергея долго держала совершенно неожиданно проснувшаяся в нем мужская гордыня, он мучился, страдал, клялся самому себе, что никогда в жизни не заговорит с этой женщиной. Он помнил ее семнадцатилетней, совсем еще девочкой. Сейчас ей было уже Двадцать пять. Зрелая женщина…
Гордыня не выдержала, отступила, сдалась. Целую неделю Кротов тайно наблюдал за Надеждой, не решаясь подойти к ней. В шесть утра она покидала свой маленький деревянный дом с зеленой крышей, проходила через покрытый глубокими сугробами огород, закрывала за собой калитку и терпеливо ждала автобус, который вез ее к текстильной фабрике, на работу. Возвращалась она в начале пятого, усталая и опустошенная. Ее окна гасли задолго до полуночи. На следующее утро история повторялась.
У Кротова было достаточно времени, чтобы установить, что конкурентом и не пахнет. Первого декабря он занял позицию на автобусной остановке.
Она стояла совсем рядом. Его горячее дыхание растапливало снежинки на воротнике ее старенькой шубки.
— Надя… — сказал он тихо.
Поначалу она даже не узнала его, щурила близорукие глаза, пытаясь рассмотреть в желтом круге, отбрасываемом фонарем, небритое лицо. Наконец улыбнулась. Ее брови приветливо взлетели.
— Сережка?.. Вот так встреча…
Он увидел, что в ее глазах промелькнули растерянность и смущение.
— Я тебя провожу, — сказал он твердо.
Они ехали в автобусе, утрамбованные невыспавшейся, озлобленной толпой. Так получилось, что Надежда невольно обняла Сергея за талию, чтобы не упасть.
— Где ты был? — спросила, она. — Уезжал куда-то?
— Нет. Я был здесь.
— Правда?.. И ни разу не встретились… Странно, да?
— Странно, — согласился Кротов.
Вечером они сидели на маленькой кухне дома с зеленой крышей и пили чай. Мама Надежды, Анастасия Егоровна, молодящаяся женщина далеко за пятьдесят, встретила гостя сурово, недоверчиво, буркнув: «Здрасьте-мордасте». Скрепя сердце, она все же скрылась в своей комнатке, занявшись вязанием.
— Как твоя мама? — вежливо осведомилась Надежда. Она все еще чувствовала себя как-то неловко и скованно наедине с Сергеем.
— Нормально… Умерла.
— Прости… Давно?
— Пять лет уже как…
— Я не знала. — Надя помолчала немного и, набравшись мужества, призналась: — Я вообще о тебе ничего не знаю. Не хотела знать… Я даже обходила твой дом стороной…
…Издалека послышались звуки бравурной музыки. Оркестранты духового оркестра прочищали инструменты, что-то репетировали перед парадом.
Он вновь вошел в больницу, вновь поднялся на второй этаж, приблизился к «родилке». Остановился, прислушиваясь. Тихо. Какая-то чудовищная сила оплела его ноги, не позволяя им двинуться с места.
Серый коридор был пуст. Сергею даже показалось, что в больнице никого нет, ни души, что все ушли на праздничную демонстрацию, покинув свои рабочие места. Нет, в кабинете напротив кто-то приглушенно кашлянул.
Кротов стянул с себя плащ, прислонился к стене уронил голову на грудь. Нет сил ждать…
…Они расписались под новый, шестьдесят четвертый, год, втайне от всех. Боялись сглаза. В свидетели взяли прохожих — парня и девушку. Церемония заняла минут пять, не больше. Цветов не было — зима.
Анастасия Егоровна противилась этому браку, но молодоженам совместными усилиями удалось сменить ее гнев на милость.
Сергей занимал комнату в коммунальной квартире, по его мнению, явно не подходящей для счастливой семейной жизни. Словом, он переехал к Надежде. Медовый месяц был проведен в благоустройстве «гнездышка». Кротов с помощью своих приятелей по автопарку переложил печь, провел воду, утеплил курятник, разорвал в клочки все фотографии бывшего мужа Надежды и вышвырнул все вещи, напоминавшие о нем.
Еще до свадьбы Надя предупредила Сергея, что она вряд ли когда-либо сможет иметь детей, что врачи категорически запретили ей беременеть. Ему было совершенно наплевать на это. «Усыновим, возьмем мальчишку из детдома», — говорил он.
Кротов и так был счастлив. Он дождался. Он любил Надежду, он обожал ее, он ее боготворил.
Надежда не боготворила Сергея. Она не обожала его. Она его просто любила. О недавнем прошлом они не вспоминали. Эта тема была запрещена.
