Подобные же дилеммы наблюдаются и в более систематических исследованиях. Помните такую прописную истину—лучше синица в руках, чем журавль в небе? Экономисты часто рассматривают эту нашу прописную истину в качестве предвзятости и свидетельства того, что мы ценим те предметы, которыми владеем, в гораздо большей степени, чем те, которые можем приобрести (что известно как «эффект владения»). Однако при всей кажущейся иррациональности такого подхода, возможно, это — неистребимая черта характера, свидетельствующая об умении быть преданным друзьям и родственникам. Может быть, одно из качеств настоящей преданности и состоит как раз в том, что мы не можем отказаться от нее по требованию момента. В таком случае «эффект владения» может служить показателем правильных жизненных принципов, а не сигналом о нашей иррациональности. Я не утверждаю, что так оно и есть. Я лишь хочу сказать, что предлагаемые экономистами модели не могут объяснить это полностью.
При изучении иррациональности человека экономисты зачастую излишне полагаются на субъективные предположения о том, что является рациональным, а что — нет, выраженные в виде моделей. Экономист может составить математические аксиомы, а затем выяснить, что человеческое поведение им не соответствует. Однако насколько убедительны сами эти модели в объяснении сложного и многомерного процесса принятия решений человеком? Значительная часть исследований, следующих этой традиции, неубедительна, несмотря на всю гениальность их авторов. Другие экономисты полагаются на искусственно воссоздаваемые в лабораторных условиях ситуации для оценки человеческой рациональности или установления ее отсутствия. В экспериментах ими используются неопытные студенты, которые далеко не всегда берутся за задачи по решению проблемы в достаточной мере серьезно, а предлагаемое им вознаграждение за должное выполнение заданий довольно невелико. По понятным причинам привлечь для участия в этих экспериментах исполнительных директоров корпораций и менеджеров гораздо труднее. Более того, существуют исследования, в которых приняли участие и исполнительные директора, однако зачастую их результаты не отличаются от экспериментов с участием студентов. Не кроется ли здесь проблема в собственно экспериментах, а не в применяемом методе? Нам известно, что в реальности исполнительных директоров и студентов местами не поменяешь, так почему же они оказались взаимозаменяемыми в экспериментах? Если они взаимозаменяемы в эксперименте, не означает ли это, что им не учитываются соответствующие особенности условий реального мира? Неважно, что именно, по вашему мнению, не так с этими экспериментами, но нам хотелось бы, чтобы они отражали условия настоящих ситуаций и предлагали настоящее вознаграждение за участие в них.
Шахматы хороши тем, что в них существуют четкие, хотя и не совершенные определения того, какие ходы правильные, а какие — нет. Итак, что мы можем узнать о человеческой логике, если взглянем на игру человека через линзы машины?
Обратимся к работам ряда интересных исследователей. Сначала — к работам Кена Ригана. Профессор Риган и я были друзьями детства и несколько раз вместе выступали за одну и ту же команду в американских общенациональных командных соревнованиях по шахматам в Атлантик-Сити, Нью-Джерси. До недавнего времени мы с Кеном не виделись с тех самых пор, как мне было пятнадцать. Из всех одаренных американских шахматистов, последовавших по стопам Бобби Фишера, у Кена, наверное, был наиболее творческий подход к игре. Ходы Кена были крайне непредсказуемыми. Никому другому и в голову не пришло бы так играть. Он просчитывал и играл красивые комбинации, которые другие игроки даже не считали стоящими того, чтобы их рассматривать. Каждому было известно, что если наблюдать за игрой Кена Ригана, то можно обязательно увидеть что-нибудь интересное, но, возможно, что от увиденного заболит голова. Однако Кен бросил профессиональные шахматы в возрасте двадцати двух лет и, сосредоточившись на математике, стал доктором математических наук в Оксфордском университете. Сегодня он — профессор информатики в университете Буффало, проведший добрую часть своей профессиональной жизни в попытках решить знаменитую математическую задачу равенства классов Р и ОТ, одну из важнейших нерешенных задач в математике (которая формулируется следующим образом: действительно ли то, что отыскать решение задачи с нуля в принципе тяжелее, чем проверить уже имеющееся решение?).
В 2006 г. Кен снова вернулся к шахматам. Его привлекло возрастающее качество компьютерных программ и очаровали потенциальные объемы информации, которые можно было с их помощью получить. Начиная с 2006 г. им проводится работа по созданию базы данных игравшихся шахматных партий с первостепенным вниманием к играм гроссмейстеров, но и не пренебрегая выступлениями игроков более низкого уровня. Кен проводит анализ партий с помощью программы Rybka в целях оценки удачных и неудачных действий каждого из игроков. Это отличный эксперимент по оценке человеческого разума. Качество данных, касающихся принятия решений, делает работу Кена чрезвычайно важным инструментом анализа наших интеллектуальных возможностей, того, что мы, люди, оцениваем правильно, а что — нет.
В отличие от множества разработчиков экономических моделей и аналитических инструментов у Кена есть Rybka, надежная система оценки человеческих решений, принимаемых при игре в шахматы. На любом этапе игры Rybka рекомендует оптимальный ход и может рассчитать, насколько любой другой ход снижает шансы игрока в игре в абсолютном выражении. Кен в состоянии рассчитать процентную долю ходов, сделанных отдельным игроком в течение отдельной партии или на отдельном турнире, которые совпадают с рекомендациями программы Rybka, а также размер средней ошибки отдельного игрока — опять же относительно рекомендаций Rybka.
Вознаграждение для победителей шахматных турниров зачастую весьма значительно, а турнирные успехи сулят не только вознаграждение, но и перспективы профессиональной шахматной карьеры. Прочими стимулами добиться успеха являются чувство самоудовлетворения, авторитет и рейтинговые очки, а сами игроки знают то, чем занимаются, досконально. Игра в шахматы — одна из высших форм проявления человеческого разума.
Результаты своих исследований Кену только предстоит опубликовать — частично в силу того, что он еще пополняет базу данных. Тем не менее уже сейчас можно говорить об определенных шаблонах в принятии решений шахматистами. Когда я навестил Кена в Буффало, он продемонстрировал мне, каким образом им проводится компьютерный анализ, и поделился некоторыми выводами.
Более всего Кена поразила общая надежность процесса принятия решений человеком. Rybka, конечно, играет в шахматы лучше человека, однако как удачные ходы, так и ошибки игроков вписываются в регулярно проявляющиеся, объяснимые шаблоны. В человеческих ошибках присутствует доля рациональности и упорядоченности. Те же люди принимают решения любовного и делового характера, решения о том, какую машину купить, и выявленные шаблоны вселяют чувство оптимизма.
Например, лучше всего игроки проявляют себя в ключевые моменты игры. В такие моменты вероятность того, что игрок допустит серьезную ошибку, снижается. С лучшей стороны в абсолютном выражении они проявляют себя тогда, когда у противника имеется небольшое преимущество. Когда же у игрока неоспоримое преимущество или же он терпит разгром, он не в состоянии продолжать думать или поддерживать концентрацию своего внимания на прежнем уровне. И это еще одно свидетельство рациональности человека, во всяком случае — в том, что касается потребности в экономии усилий.
