Один из последних из организованных Мартином турниров прошел под звучным названием TCEC S3 Stage 2a.
В то же самое время, как проводился турнир TCEC S3 Stage 2a, в Лондоне проходило соревнование между претендентами на матч за мировую шахматную корону с тогдашним чемпионом мира Виши Анандом. Интерес к отборочным матчам между претендентами был достаточно невелик — по сравнению с обычным его уровнем,— поскольку любимец публики Магнус Карлсен, юное шахматное дарование из Норвегии, решил в них участия не принимать. Это все равно, как если бы Майкл Джордан решил на несколько лет прервать свою баскетбольную карьеру, что привело бы к падению интереса к финальным матчам НБА. Тем не менее в отличие от превосходных матчей между компьютерами многие тысячи зрителей наблюдали за поединками между шахматистами из числа людей, победителем из которых вышел Борис Гельфанд, уступивший впоследствии Ананду в матче за мировую шахматную корону.
Шахматы стиля «адванс» тоже не пользуются особой популярностью — даже по меркам шахматного мира, — несмотря на участие в них людей. Некоторым любителям традиционных шахмат не нравится, что игроки стиля «адванс» не слишком хороши в игре в традиционные шахматы, однако полагаю, что главная проблема не в этом. Анонимность и постоянная смена названий команд не дает возможность болельщикам следить за соревнованиями и знать, кто из участников относится к числу фаворитов. Здесь трудно сочинять повествования об игроках, взлетах и падениях их игровой карьеры, их личностях и психологических проблемах. Существующее положение вещей не вписывается в стандартную модель героических подвигов и борьбы с превратностями судьбы.
Ограниченность зрительского интереса привела к тому, что турниры стиля «адванс» проводятся исключительно в Интернете, что затрудняет привлечение зрителей и спонсоров из числа компаний. У турниров есть один богатый покровитель из Объединенных Арабских Эмиратов, однако на настоящий момент финансовое будущее стиля «адванс» выглядит безрадостно. По оценкам Нельсона Эрнандеса, несколько лет назад в крупных турнирах «адванс» принимали участие около сотни команд, и около сотни же «зрителей» следили за игрой посредством онлайн-трансляций. Не скажешь, что мир сходит по этим турнирам с ума, хотя здесь предлагаются одни из самых качественных и зрелищных матчей в истории шахмат.
Возможно, любители шахмат предпочитают наблюдать за играми, где совершаются человеческие — слишком свойственные человеку — ошибки? Есть что-то притягательное в том, чтобы заранее угадывать, кто станет чемпионом, и видеть унижение игроков, обескураженных своим бессилием. Похоже, нас больше влечет драма, а не совершенство. Помните слова заставки к старому телешоу компании «Эй-би-си» «Огромный мир спорта?» ( Wide World of Sports) — «волнение момента победы, агония поражения»? В заставке было показано опасное падение с трамплина прыгающего лыжника, и именно это порой случается с иг-роками-людьми, но не компьютерами, за шахматной доской. Нам нравится зрелище. Если за чем людям и нравится наблюдать в шахматных играх с участием компьютеров, так это за ошибками людей, выявляемыми компьютерами.
Мы поступаем и переживаем по-другому, когда понимаем, что имеем дело с машиной, а не живым человеком. Кен Дженнингс заявил, что жалеет о том, что во время своего эпического противостояния в телевикторине Jeopardy! с компьютером Watson попробовал новые стратегии, чтобы «раскусить» машину. Стратегии эти ничего ему не дали. Подобной же критики — за то, что он позволил машинной природе своего оппонента «восторжествовать над ним» — удостоилось и поражение Гарри Каспарова в игре против компьютера Deep Blue корпорации IBM в 1997 г. У Каспарова не было возможности — в отличие от поединков против шахматистов из числа людей — выявить принципы мышления компьютера или нащупать его слабые места психологического характера. Свидетельства о первых состязаниях с участием шахматного аппарата «Механический турок» указывают на схожие недостатки у его оппонентов из числа людей. Один из исследователей истории аппарата писал: «Некоторые игроки начинали партию с чрезвычайной самоуверенностью, а когда обнаруживали высочайшее мастерство своего заводного соперника, то было уже поздно. Другие затевали необычные комбинации, надеясь, должно быть, сбить машину с толку, однако подобные попытки почти всегда были безуспешны».
Что все это может рассказать о нас как о зрителях и человеческих существах?
Мы не желаем относиться к людям и компьютерным программам одинаково, даже когда последние становятся необычайно искусными и умелыми, или именно в силу того, что они становятся необычайно искусными и умелыми. Мы желаем, чтобы гениальные машины служили нашим практическим целям, но не желаем передавать им те составляющие нашей жизни, которые обусловливают наше понимание жизни, управляют нашими эмоциями, определяют, зачем мы живем, и помогают нам отделять хорошее от плохого. Мы настроены сделать так, чтобы машины «знали свое место».
Это вполне логично, но это одновременно свидетельствует о том, что мы несколько нетерпимы к разуму, имеющему нечеловеческую природу. Это демонстрирует, что мы и в дальнейшем будем с неохотой пользоваться советами машинного разума в вопросах, касающихся нашей частной жизни, например любовных советов или советов относительно того, следует ли нам принимать все предписанные лекарства. Мы не всегда будем прислушиваться к советам гениальных машин в вопросах ведения бизнеса и переговоров, и, возможно, нам будет не слишком интересна сочиняемая ими музыка и мы будем покупать ее только в случае, если кто-то из людей будет выдавать себя за ее автора или соавтора.
Плохо ли это, хорошо ли, но в некоторых случаях помощь машин будет нужна нам позарез.
Часть III. Новая система труда
9. Новая география
Начиная примерно с 1973 г. ставки заработной платы в американской экономике переживают сильнейшую стагнацию. Учитывая, что в настоящей книге я показываю, как именно эта эра стагнации эволюционирует в новую главу нашей национальной истории, стоит взглянуть на то, какую роль сыграла или еще сыграет в застое ставок американских зарплат зарубежная конкуренция. Следует ли нам винить в наших проблемах иностранцев? И каким образом зарубежная конкуренция будет определять развитие наших рабочих мест и уровня оплаты труда?
Многие экономисты настроены скептически в отношении аргументов, возлагающих вину за слабость нашего рынка труда на товарооборот с зарубежными странами. Мнение о том, что конкуренция со стороны зарубежных стран ведет к снижению зарплат и безработице, насчитывает уже не одно столетие. Тем не менее конкуренция со стороны других стран лишь усиливается, а большинство зарплат, во всяком случае до недавних пор, продолжало расти. Более того, существует немало открытых экономик, отличающихся высоким уровнем товарооборота с зарубежными странами и одновременно — высокой степенью занятости населения; например, Швейцария, где уровень безработицы составил на конец 2011 г. лишь 3,1%. Та же картина наблюдается и в Швеции.
Экономисты уже давно изучают вопрос, действительно ли конкуренция со стороны зарубежных стран ведет к исчезновению рабочих мест. Найти аргументы в пользу подобного утверждения нелегко. Выдвигать обвинения в том, что американским трудящимся приходится теперь конкурировать с миллиардами новых работников, в частности из бывших стран социалистического блока, несложно. Однако большая часть из этих миллиардов не может составить нашим трудящимся серьезной конкуренции, прежде всего в силу крайне низкой производительности их труда. Кроме того, многие рабочие места в сфере обслуживания — идет ли речь о делопроизводителе или кассире — не испытывают давления со стороны зарубежных конкурентов. Однако зарплаты в данных секторах за последние десятилетия почти не выросли. Это позволяет говорить о том, что главная вина лежит отнюдь не на зарубежных подрядчиках. Более того, исторически воздействие технологий и машин на рынок труда всегда превосходило воздействие со стороны зарубежных конкурентов. Детальное изучение снижения доли труда человека в производимой продукции указывает на то, что новые информационные и коммуникационные технологии — способные подменить собой труд человека — играют гораздо более весомую роль в исчезновении рабочих мест, чем конкуренция со стороны других стран.
