За последние десятилетия идеи драматичным образом изменились. Например, в 1950-х и 1960-х годах — во времена моей молодости — азартные игры считались уголовно наказуемым пороком, захватывающим низшие слои общества. Сегодня, 40 лет спустя, азартные игры — это основной вид развлечения в культуре, жаждущей увеселений. Нельзя не заметить, как новое отношение к азартным играм отражается на более глубоком фундаментальном изменении обычного образа мышления — и вся манера поведения основывается на вере в то, что из ничего можно что-то получить.
Пятьдесят лет назад люди так не думали. Сегодня в мире, где на первом месте стоит культура развлечений, получить что-то из ничего — обычное состояние ума. Это то, чего ждут (или, по крайней мере, чего сильно желают). Такое отношение влияет на все аспекты нашей жизни.
Во время Глобальной Катастрофы условия жизни кардинально изменятся. Вместо изобилия придет голод, холод наступит там, где сейчас тепло, потребуется прилагать усилия, где раньше это было не нужно, здоровые заболеют, а жестокость придет на смену спокойствию и миру. Мы вынуждены будем трансформировать наши убеждения, ценности и идеи согласно новым условиям. Какими людьми мы станем? В мире, где главная цель — выживание, сама жизнь выглядит мрачно. Мы осознаем, что наша жизнь не вечна, наше отношение к смерти изменится. Мы начнем трезво смотреть на вещи. Что на самом деле есть богатство? Людям, занятым в поле, будет просто некогда задумываться о таких мелочах, как ирония, уныние и современная уверенность. Для них главное — запастись достаточным количеством продуктов питания, чтобы пережить зиму. В период Глобальной Катастрофы никому не удастся получить что-нибудь из ничего.
Скорее всего, тяжелые условия обратят нас к религии. Возможно, какая-то часть населения склонится к экстремизму. В отсутствии закона и эффективной светской власти Церковь станет главной властью. Возможно, надолго. Люди будут питать надежду, что законная власть поможет им выжить. Они даже смирятся с иерархическими социальными отношениями и начнут с пренебрежением относиться к демократии. Ими станет легко управлять. Появится резкое расслоение общества. Особенно многочисленным станет рабочий класс. Не будет больше социального равенства.
Нормы поведения и понятия нравственности тоже сильно изменятся. Станут неинтересны «основные причины» неправильного поведения. Никто не будет разбираться в сути. Просто последует наказание. Правосудие ужесточится. Возникнет много несправедливости. Простых извинений будет недостаточно. Придется лично отвечать за все проступки. Дети и подростки будут меньше защищены в правах. Прежние традиционные понятия о труде, возможно, снова введут различия между женским и мужским трудом. При сложившихся новых обстоятельствах такие видоизмененные отношения превратятся в норму.
Как видите, перспективы пугающие. Если и есть что-то положительное в грядущих переменах, то, наверное, его следует искать в общинных отношениях, более тесных взаимоотношениях с соседями, помощи друг другу. Идея о красоте, наверняка, вернется из своего модернистского изгнания. Мы станем изготавливать вещи не для того, чтобы шокировать или удивить, а потому, что они просто необходимы. Также я верю, что несмотря ни на что, мы все станем человечнее и искреннее.
Моя Глобальная Катастрофа
Я вовсе не отношу себя к беспристрастному наблюдателю тех событий, о которых здесь писал, хотя о многих вещах даже страшно думать. Я знаю, что застану начало этих эпохальных перемен и, возможно, тоже пострадаю от них. К сожалению, я не становлюсь моложе. Я прекрасно осознаю, что больше полувека прожил в условиях роскоши, комфорта и развлечений. Мир до этого ничего подобного не знал. У меня было центральное отопление, кондиционер, дешевые авиабилеты, кабельное телевидение, услуги хирургической ортопедии и компьютеры. Мне грех жаловаться на трудности, которые ждут впереди. Я не могу сказать, что мне нравятся все достижения эпохи дешевой нефти. В своих книгах я пытался объяснять и доказывать, что мы ведем не совсем правильный образ жизни. Я построил на этом свою карьеру. Я не стал богатым, но я стал тем, кем я стал, не ища ничьей поддержки и никому не кланяясь. Я был свободным и независимым и я благодарен за все, что имею.
Тридцать лет назад я, молодой журналист, работал над статьей о запрете ОПЕК на поставку нефти в Америку. Меня пугало и волновало то, что происходит, и когда через несколько месяцев ажиотаж вокруг этой темы затих, я был уверен, что США попали в серьезную передрягу. Проблемы только начинались. По дороге из офиса домой я изумлялся бесчисленному множеству фар встречных автомобилей и представлял двигатели и сгорающий в них бензин. Я размышлял о том, насколько похожи сейчас все эти потоки машин, выливающиеся из городов, больших и малых, и как такое возможно, чтобы всегда хватало бензина, и потоки не кончались. Но ведь так не может быть вечно. Однажды этому придет конец.
Через несколько лет после эмбарго ОПЕК я решил оставить карьеру журналиста и начал писать книги в небольшом городке в северной части штата Нью-Йорк. Дело шло хорошо. Я опубликовал тринадцать книг. Я свил свое гнездышко в милом небольшом городке, где вел обычную жизнь, несколько раз женился. Благодаря своим книгам я объездил всю Америку и побывал за границей. Место своего жительства я выбрал неслучайно. Я точно знаю, что это хорошее место. Глобальная Катастрофа не должна сильно повлиять на размеренную жизнь моего городка. Его окружают прекрасные сельскохозяйственные земли, и я думаю, что мой маленький уголок в северной части штата Нью-Йорк сможет в какой-то степени сохранить цивилизацию.
Хотя я уверен, что нас ждут чрезвычайно тяжелые времена, я еще не предпринял никаких кардинальных мер, чтобы подготовиться. Я лишь нашел себе местечко на северо-востоке Америки. Я не участник движения за выживание. Я не делаю запасы пшена или других продуктов. У меня есть многофункциональный набор инструментов и швейцарский армейский нож (со штопором). У меня имеются некоторые ручные инструменты, не зависящие от электричества. Я знаю, как их затачивать, и умею ими пользоваться. У меня есть старое 16-калиберное двуствольное ружье и несколько ящиков с дробью № 9, оставшихся с тех дней, когда я занимался охотой на куропаток (нелегкое дело, между прочим). Я сомневаюсь, что смогу когда-либо использовать ее против мародеров, но, как однажды сказал персонаж в одном из моих коротких рассказов, «Ружье в шкафу — самое лучшее, что можно придумать».
У меня есть автомобиль, пикап, но я не езжу на нем каждый день. Я думаю, что это последний автомобиль в моей жизни. Ему 14 лет, его пробег примерно 136 000 км. Многие двигатели «Тойота» в таком возрасте имеют пробег около 320 000 км. Я планирую в будущем ездить как можно меньше. Автомобиль — это не та вещь, на которую я бы стал тратиться. Восемь месяцев в году я езжу по городу на велосипеде. В конце зимы я начинаю ходить пешком.
Мне кажется, что перестанут издавать книги. Сегодня публикуется так много литературы, а люди так мало читают. Уже почти 4 года раз в месяц в своем городе я издаю информационные бюллетени для того, чтобы люди были в курсе событий. Наша местная ежедневная газета, принадлежащая тресту, почти не давала никакой информации о городских новостях, особенно о планах развития, которые занимают меня последнее десятилетие. Если перестанут публиковать книги или я потеряю свой заработок, то я начну выпускать местную еженедельную газету здесь, в своем городке. Я убежден, что нам придется жить в небольших поселениях, поэтому мне стоит найти такое занятие, которое принесет пользу людям в тяжелые времена — возможно, заодно получится и заработать.
